Пылающий берег

— Он говорит по-фламандски!

— Вы говорите по-фламандски! — обвиняющим тоном повторила Сантэн.

— Это не фламандский, — возразил Майкл. — Это африкаанс, южноафриканский голландский.

— Это фламандский! — заявила Анна, подходя к нему. — А любому, кто знает фламандский, рады в этом доме.

Она протянула руку к Майклу.

— Поосторожнее, — встревоженно предупредила ее Сантэн. — Его плечо…

Она соскользнула на землю, и женщины вместе помогли Майклу спуститься и повели к двери кухни.

В этой кухне дюжина поваров могла бы приготовить банкет для пяти сотен гостей, но сейчас лишь в одной из плит горел скромный огонь, и Майкла усадили на табурет перед ним.

— Принеси-ка твою прославленную мазь, — распорядилась Сантэн.

Анна поспешно ушла.

— Так вы фламандка? — спросил Майкл.

Он был в восторге от того, что языковый барьер рухнул.

— Нет-нет…

Сантэн уже схватила огромные ножницы и принялась срезать обгоревшие остатки рубашки с ожогов Майкла.

— Нет, просто Анна с севера, и она стала моей няней, когда мама умерла, а теперь она считает себя моей матерью, а не просто служанкой. Она учила меня своему языку еще с колыбели. Но вы, вы-то где ему научились?

— Там, откуда я приехал, на нем все говорят.

— Замечательно, — кивнула Сантэн.

Майкл не понял, что она подразумевала, потому что девушка не отводила глаз от ножниц.

— Я вас ищу каждое утро, — тихо произнес он. — Мы все так делаем, когда отправляемся в полет.

Сантэн промолчала, но Майкл увидел, что ее смуглые щеки снова приобрели тот чудесный румянец.

— Мы зовем вас счастливым талисманом, ангелом удачи, l’ange du bonheur…

Сантэн засмеялась.

— А я вас называю le petit jaune, желтым малышом, — ответила она.

Желтый «сопвич»… Майкла охватило ликование. Она знала именно его!

А Сантэн продолжила:

— Я жду, когда все вы вернетесь, и пересчитываю моих цыплят, но они так часто не возвращаются, особенно новенькие… И тогда я плачу и молюсь за них. Но вы и тот зеленый всегда возвращаетесь, и я радуюсь за вас.

— Вы так добры… — начал было Майкл, но тут вернулась из кладовой Анна с глиняным кувшином, от которого пахло скипидаром, и настроение упало.

— А где папа? — спросила Сантэн.

— В подвале, проверяет животных.

— Нам пришлось держать всю живность в подвале, — пояснила Сантэн, направляясь к каменной лестнице, что вела вниз. — Солдаты воровали кур и гусей, молочных коров угоняли. Мне пришлось сражаться даже за Нюажа!

Наклонившись над лестницей, она закричала:

— Папа! Ты где?

Снизу донесся приглушенный отклик, и Сантэн закричала снова:

— Нам нужна бутылочка коньяка! — И тут же ее тон стал увещевательным: — Нераспечатанная, папа! Это не для развлечения, а в медицинских целях! Не для тебя, у нас тут пациент…

Сантэн бросила вниз связку ключей. Несколько минут спустя послышались тяжелые шаги, и в кухне появился крупный лохматый мужчина с большим животом; он прижимал к груди бутылку коньяка, словно младенца.

У него были такие же курчавые густые волосы, как у Сантэн; волосы падали ему на лоб, их уже пронизали седые пряди. Усы мужчины были пышными и навощенными и походили на впечатляющие копья. Он хмуро уставился на Майкла единственным темным блестящим глазом. Второй глаз был прикрыт пиратской черной повязкой.

— Кто это такой? — резко спросил он.

— Английский летчик.

Лицо мужчины слегка разгладилось.

— Союзный воин, — сказал он. — Товарищ по оружию… еще один уничтожитель проклятых бошей!

— Вы сорок лет не могли уничтожить этих бошей, — напомнила ему Анна, не сводя взгляда с ожогов Майкла.

Но мужчина не обратил внимания на ее слова и подошел к Майклу, по-медвежьи раскинув руки, чтобы обнять его.

— Папа, осторожнее! Он ранен!

— Ранен! — воскликнул папа. — Коньяк!

Эти слова для него словно были связаны воедино. Он нашел два тяжелых бокала без ножек и поставил их на кухонный стол; подышав на каждый определенно чесночным дыханием, он протер их полой куртки, после чего сломал красную восковую печать на горлышке бутылки.

— Папа, это ведь не ты ранен! — строго произнесла Сантэн, когда он наполнил оба бокала до краев.

— Я не стану оскорблять такого безусловно достойного человека, предлагая ему выпить в одиночку.

Он подал бокал Майклу.

— Хозяин поместья граф Луи де Тири, к вашим услугам, месье.

— Капитан Майкл Кортни. Королевский летный корпус.

— Ваше здоровье, капитан!

— И ваше здоровье, месье граф!

Граф выпил коньяк с нескрываемым удовольствием, потом вздохнул, отер свои внушительные темные усы тыльной стороной ладони и обратился к Анне:

— Продолжай лечение, женщина.

— Будет щипать, — предупредила Анна.

На мгновение Майклу показалось, что она имеет в виду коньяк, но Анна зачерпнула из кувшина пригоршню мази и шлепнула ее на открытые ожоги.

Майкл не удержался от болезненного стона и попытался встать, но Анна удержала его на месте одной здоровенной красной натруженной рукой.

— Перевяжи его, — приказала она Сантэн.

Когда девушка наложила повязки, боль утихла, превратившись в приятное тепло.

— Теперь лучше, — признал Майкл.

— Конечно лучше, — безмятежно согласилась Анна. — Моя мазь полезна для всего, от сыпи до геморроя.