Пылающий берег

Самый младший офицер, проинструктированный другими относительно своих обязанностей, открыл бутылку виски. Черные наклейки на бутылках придавали обстановке погребальный оттенок. Младший офицер подошел к Майклу и наполнил его стакан, затем обошел всех остальных в порядке старшинства. Они держали до краев наполненные стаканы и ждали, пока адъютант, с зажатой в зубах трубкой из верескового дерева, не уселся перед древним пианино в углу столовой и не начал выбивать вступительные аккорды «Похоронного марша» Шопена. Офицеры двадцать первой эскадрильи стояли по стойке «смирно» и постукивали стаканами по столешницам и стойке бара в такт звукам пианино, а один или двое из них тихо напевали без слов.

На стойке бара было выложено личное имущество невернувшихся пилотов. После ужина оно будет продано с аукциона, и летчики эскадрильи будут платить непомерные цены, чтобы можно было послать несколько гиней[84] новой вдове или потерявшей сына матери. Там были принадлежавшие Эндрю клюшки для игры в гольф, которые, насколько видел Майкл, тот никогда не использовал, и удочка фирмы «Харди» для ловли форели. Горе с новой силой охватило Майкла, он так ударил стаканом о стойку, что виски выплеснулось через край, а от спиртовых паров защипало в глазах. Майкл вытер глаза рукавом.

Адъютант шумно сыграл последний такт, встал и взял свой стакан. Никто не говорил ни слова, но все подняли стаканы, секунду подумали о чем-то своем, а затем осушили их. Младший офицер вновь наполнил каждый. Все семь бутылок должны быть выпиты — это часть традиции. Майкл не ужинал, а, стоя у бара, помогал поглощать содержимое этих бутылок. Он был еще трезв, спиртное, казалось, не действовало.

«Должно быть, я наконец превратился в алкоголика. Эндрю всегда говорил, что у меня огромные потенциальные возможности». Спиртное даже не притупило боль, которую причиняло имя Эндрю.

Майкл предложил по пять гиней за принадлежавшие Эндрю клюшки для гольфа и тростниковую удочку от «Харди». К этому времени все семь бутылок были пусты. Он заказал новую бутылку для себя и отправился в свою палатку. Сидел на койке с удочкой на коленях. Эндрю хвалился, что этой палкой он вытащил на берег пятидесятифунтового лосося, а Майкл еще назвал его обманщиком.

— О, ты, маловерный, — грустно упрекнул его Эндрю.

— Я верил тебе всегда. — Майкл погладил старую удочку и выпил прямо из бутылки.

Немного позднее заглянул Биггз.

— Поздравления по случаю вашей победы, сэр. — Три других пилота подтвердили сбитие Майклом розового «альбатроса».

— Биггз, вы не сделаете мне одолжения?

— Конечно, сэр.

— Убирайтесь прочь… вот и молодец.

Бутылка виски была еще на три четверти полна, когда Майкл, по-прежнему в летной одежде, спотыкаясь, вышел туда, где стоял мотоцикл Эндрю. От поездки на свежем воздухе в голове прояснилось, но возникло чувство, будто он хрупок и не долговечен, словно старое стекло. Майкл поставил мотоцикл позади амбара и отправился дожидаться среди тюков соломы.

Время, отмечаемое боем часов на церкви, текло медленно, и с каждым часом потребность в Сантен росла, пока не стало почти невыносимо острой. Каждые полчаса он подходил к двери амбара и всматривался в темную тропинку, прежде чем возвратиться к бутылке и гнезду из одеял.

Медленно пил виски, а в голове те несколько секунд боя, в которые погиб Эндрю, прокручивались снова и снова, как пассаж на оцарапанной граммофонной пластинке. Майкл пытался выбросить из головы эти образы, но не мог. Был вынужден вновь и вновь переживать последние муки Эндрю.

— Где ты, Сантен? Ты так сейчас мне нужна! — Он страстно желал ее, но она не приходила, и ему опять мерещился небесно-голубой «альбатрос» с крыльями в черно-белых шашечках, выходящий на прямую для последнего удара позади зеленого самолета, а затем — бледное лицо Эндрю, когда тот оглянулся через плечо и увидел, что пулемет «шпандау» открыл огонь. Майкл закрыл глаза руками и вдавил пальцы в глазные впадины, нажимая все сильнее до тех пор, пока боль не вытеснила эту мысленную картину.

— Сантен! Пожалуйста, приди ко мне. Церковные часы пробили три, и бутылка виски опустела.

— Она не придет. — Наконец он нашел мужество, чтобы сказать себе это, и, когда, шатаясь, подошел к двери амбара и взглянул на ночное небо, уже знал, что ему нужно сделать, чтобы искупить свою вину, заглушить горе и стыд.

Поредевшая эскадрилья взлетела на патрулирование в предрассветной полутьме. Хэнк Джонсон теперь был заместителем командира и летел на другом фланге.

Майкл слегка отвернул в сторону, как только они оказались выше деревьев, и направился к холму позади шато. Он почувствовал, что Сантен не будет там и этим утром, и все же поднял очки и стал высматривать ее.

Вершина холма была пустынна, и он даже не оглянулся.

«Это — день моей свадьбы, — подумал Майкл, внимательно оглядывая небо над грядой холмов у линии фронта, — и мой шафер мертв, а моя невеста…» Он не закончил своей мысли.