Пылающие страстью (СИ)

— Утку с яблоками, твое любимое блюдо, — продолжая готовить маринад, ответила девушка, даже не повернувшись к Георгу, а он, в свою очередь, прильнул губами к тоненькой шее.

— Мое любимое блюдо, Света, телятина с черносливом, запеченная в духовке. Что, так сложно запомнить? — он отошел от нее и налил себе воды из хрустального графина, отпил и, поняв, что обычная вода не впечатляет, поискал глазами, где может быть спрятан бар с алкоголем.

— Извини, ты тоже не особо интересуешься, что я люблю, — немного дерзко ответила она и подошла к духовке, намереваясь ту включить для подогрева.

— А меня и не должны волновать твои интересы, девочка.

— Так почему ты считаешь, что меня должны волновать твои?

— Не забывай, на каких правах ты здесь находишься.

— Ты мне не даешь об этом забыть, поверь, иначе меня бы здесь не было.

— И, тем не менее, ты здесь, так что, будь добра, веди себя так, как от тебя это требуется!

— Жора, зачем ты так со мной? — еле слышно, с отчаянием в голосе поинтересовалась Света, смотря прямо в карие глаза нелюбимого мужа.

— Не называй меня так! — закричал он, и девушка вздрогнула, но стойко продолжала смотреть ему в глаза, не понимая, что именно движет разумом этого человека. — И жрать готовь быстрее, стоишь мне здесь, только нервы делаешь.

— В контракте не было указано, что ты можешь мне изменять и приказывать, — сипло проговорила она, чувствуя, как глаза пекут от непролитых слез.

— Значит, перепишем, дел то.

— Я ненавижу тебя, — прошептала она.

— Ну, это да, любить меня не обязательно, — ответил он и снова начал подходить к жене, бросив свою затею с поисками виски. — Иди сюда, девочка моя, я очень соскучился. — Света тут же поняла, что он задумал, только вот и поделать ничего не могла, только отдаться на волю его грубым рукам, да и вообще отдаться.

Она стояла, как истукан, боясь не то, что шевельнуться, а даже вдохнуть воздух, так омерзительны были его малейшие прикосновения, а то, что будет сейчас, и подавно ей не нужно. Он сам подошел, не в силах выжидать, аккуратно, обманчиво нежно пальцами коснулся виска, щеки и, резко развернув ее, утратив былую осторожность, загнул и уложил Свету лицом на стол. Она поморщилась не только от отвращения, но и от боли, которую преследовал удар щеки об дерево, и просто зажмурилась, ощущая, как ненавистные руки задрали ее трикотажное платье и с треском порвали кружевные трусики.

Почувствовала, как его руки прошлись по ее ногам от самой щиколотки, и замерли на округлой попе, как раз тогда, когда он языком тронул ее промежность. Девушка замерла, ненавидя себя в этот момент. По ее щекам потекли горячие слезы, капая прямо на стол, но она закусила нижнюю губу, чтобы не разрыдаться вслух, чтобы не показать свою слабость и уязвленность. Через пару движений его языка ощутила возбужденную плоть, ворвавшуюся в ее лоно без какой либо нежности, вызывая лишь жгучую боль, проносящуюся через все тело.

Толчки были грубыми, жестокими, без какой-либо ласки или заботы, одна сплошная мерзкая похоть. Он вколачивал себя в нее так сильно, что даже дубовый стол пошатывался, немного скрипя и подыгрывая в такт его движениям. Света плакала, задыхалась, ненавидела и снова плакала, ощущая себя грязной и никчемной. И сейчас представив себя со стороны, понимала, почему Мишин подумал, будто она проститутка.

Звонкий шлепок, сопровождающийся толчком, и первый всхлип все же сорвался с ее уст, она больше не в силах была контролировать себя до конца. Он таким не был, даже когда она уезжала из Испании. Господи, а прошло ведь всего несколько недель.

— Георгий Владленович, все вещи достав… — послышался голос со стороны, и Света вовсе окаменела от сложившейся ситуации, от позора, который ее постиг, а внутри, что-то оборвалось, сломалось, то, что было так важно для нее. Гордость.

Георг замер, мгновенно покинул ее тело и резко опустил платье, дабы не дать увидеть охране больше, чем уже смогли. Девушка, чувствуя себя ничтожной, униженной, не в силах посмотреть в сторону Максима и еще одного парня, прикрыла лицо рукой и подошла к окну, посмотрев в него расплывающимся взглядом сквозь длинные пальцы.

— Уволю, на х*р, всех, придурки недоделанные, — сквозь зубы проговорил Грановский, после чего заорал, лишая Свету всяких надежд. — Когда я тра*аю свою жену, ни одна тварь не должна находиться рядом. Заведите себе шлюх, и кувыркайтесь, с кем хотите, а теперь убирайтесь отсюда.

От этих слов девушку скрутило в тугой узел, она думала, что более униженной чувствовать себя не может, но Георг доказал ей обратное. Не выдержав, ноги отказались ее держать, и она просто рухнула на пол, совершенно ничего не ощущая.

ГЛАВА 4