Как только я услышала слово «пляж», меня уже не нужно было больше уговаривать. Кроме того, идея отдыха была очень заманчивой. Когда я вышла в коридор вслед за Мустафой, он окликнул отца.
– Папа, мы уходим. Я потом отвезу Нису домой.
Услышав голос Мустафы, дядя Онур вышел из комнаты, в которой находился, и подошел к нам.
– Приятно было познакомиться, Ниса.
Когда он взял меня за руки и обнял, то был так же искренен, как и тогда, когда я только пришла. По крайней мере, от прежней неловкости не осталось и следа.
– Мне тоже, дядя Онур.
– И большое спасибо за помощь.
– Не за что.
– Приходи еще.
– Конечно.
После того как Мустафа кивнул отцу, мы вместе вышли из дома. Спустившись по лестнице и взявшись за руки, мы уверенным шагом направились к пляжу, расположенному на правой стороне улицы.
Пока мы шли до пляжа, ни я, ни Мустафа не издали ни звука. Я в основном читала слова поэтов и писателей, написанные на камнях на земле, а Мустафа наблюдал за мной, хотя и не хотел этого показывать. Когда мои ноги остановились у камня, на котором была написана цитата Назыма Хикмета, я наклонилась и на этот раз прочитала ее вслух.
«Одиночество многому учит человека. Но не уходи, я останусь в неведении».
Тусклый взгляд карамельных глаз вторгся в мое сознание, и я встала с места и пошла за Мустафой.
Когда мы сидели на скамейке у моря, я вспомнила, как странно на меня смотрел дядя Онур, когда мы говорили о моем дне рождения.
О чем он думал? Неужели я снова заставила кровоточить его зарубцевавшиеся раны? Может быть, это был день смерти его жены… Кто знает? Сожаление окутало мое тело, и даже запах моря не освежил меня.
Но дядя Онур был не единственным, о ком я думала. Сенем была у меня на уме. Демир был на уме. Бахар была на уме. Гекче был в моих мыслях. Огуз был в моей голове. Из-за переполняющих меня мыслей разум был в смятении.
– С тобой что-то не так, – сказал Мустафа, нарушив молчание.
Я пожала плечами. У меня не было сил даже на то, чтобы говорить.
– Ты не двигаешься и очень тихая. Ты расстроена.
– Я несчастна, – закончила я за него.
– Ты несчастлива, – согласился он, и я кивнула.
– Это из-за того, о чем я думаю? – спросил он.
Я пожала плечами. Я не знала ответа и на этот вопрос.
– Дело не только в нем. Теперь стены смыкаются вокруг меня. Я чувствую удушье. Когда я их вижу…
Я не могла продолжить фразу, потому что если бы я это сделала, то из моего рта вырвалось бы то, что я не хотела признавать.
Мустафа поднялся со скамейки, встал передо мной и посмотрел мне прямо в глаза. Я узнала этот взгляд.
Я должна была подготовиться.
– Люди, о которых ты говоришь…
Обычно Мустафа всегда заставлял меня замолчать, но в этот раз я сама прервала его. Раздраженная, я вскочила со скамейки.
Не могла себя контролировать.
– Сенем! Да, я знаю. Моя лучшая подруга, та, кого я называю своим товарищем.
Это даже заставил меня ударить себя в грудь только потому, что я чувствовала себя в долгу.
– Это она.
Повышая голос, я не обращала внимания на окружающих, мне не хотелось ни о ком заботиться. Мне нужно было выговориться, мне нужно было проветриться.
– С тех пор как мы познакомились, она был единственным близким человеком в моей жизни. Сенем, которая ставила меня на первое место, теперь уступает мое место другим. Мне так тяжело. Знаешь, кто чувствует себя виноватой? Ниса. Кто жалеет об этом? Ниса. А у кого на сердце замок? Опять Ниса. Я хочу жить так, как я хочу, хочу быть счастливой, не думая о других, Мустафа.
Когда слезы полились по моим щекам, я почувствовала облегчение и покой, потому что наконец-то кому-то выговорилась. Мустафа подошел ко мне с улыбкой на лице и попытался вытереть мои слезы большими пальцами.
– Послушай, дружище, иногда преданность любимому человеку не совпадает с преданностью другу. Это не в твоей власти, потому что тобой втайне управляет твое сердце. «Почему я это делаю? Почему это происходит?» – спрашиваешь ты себя, но не можешь найти ответа. Как бы сильно ты ни была привязана к Сенем, какая-то часть тебя, твое сердце всегда будет хотеть Демира.
– Может быть, мне не стоило покидать детский дом, Мустафа. Я должна была сопротивляться Сенем. Я не должна была приезжать сюда.
– Что сделано, то сделано. Отныне ты не сможешь ничего изменить.
– Я хочу домой. Я хочу вернуться в детский дом.
Может быть, я хотела этого больше всего на свете. Я хотела вернуться к своей простой жизни, к счастливым моментам, когда я был равна всем этим одиноким детям, когда я не чувствовала так глубоко боль.
Когда я просыпаюсь утром, я хочу открыть глаза в той маленькой комнате, а рядом со мной только Сенем, которая кричит: «Что ты там лежишь, девочка! Вставай!» Я хочу вернуться в те дни, когда она кричала на меня.