Когда я покачала головой, почти сжимая губы, чтобы не рассмеяться, он указал на себя, приблизившись ко мне, и пробормотал: «Теперь ты это увидела». Когда я поняла, что больше не могу сдерживаться, я разразилась смехом, потому что это было так забавно. Ведь были вещи, которых боялся даже Демир.
Несмотря на то что я пыталась прикрыть рот рукой и хотела прекратить смех, он не прекращался. Демир поднял брови и отнял мою руку от рта. Пока одна рука нежно ласкала мои скулы, его глаза готовы были утопить меня своей глубиной.
– Самый сладкий сахар… – прошептал он, его большой палец все еще нависал над пухлой щекой. Сахар? Что это значит? Он хотел сахара?
– Что?
– Ничего. Ты всегда так улыбаешься, знаешь?
Когда я робко отступила назад, по щекам разлилось тепло. Демир, видимо, понял, что я смутилась, и спросил, не хочу ли я покататься на другом аттракционе. Я вежливо отказала ему, потому что мне нужно было избавиться от неприятного воздействия гондолы на мое тело. Я не хотела кататься на другом аттракционе, боясь, что в этот раз мой желудок не удержит все в себе.
Когда я отказалась от его предложения, он обнял меня за плечи и сказал, что мы можем прогуляться по окрестностям. Эта идея была гораздо привлекательнее. Может быть, теперь он откроется мне.
Мы купили у проходящего мимо торговца большую сладкую вату и вместе пошли на пляж. Какое-то время я ела вату, размазывая ее по лицу и глазам, а Демир предпочитал молча идти рядом. Я ожидала, что после гондолы он будет смеяться надо мной, но, увидев его страх, поняла, что это невозможно.
Поедая сладкую вату, я пыталась отодвинуть волосы, упавшие на глаза, тыльной стороной ладони. Видя мою борьбу с волосами, Демир встал передо мной и сделал то, что я хотела, – откинул волосы с глаз и убрал их за ухо.
– Ты определился с песней?
Пока Демир ходил передо мной задом наперед, я нарушила молчание между нами и начала говорить. Хотя я боялась, что он упадет и поранится, я не стала его предупреждать, а, наоборот, постаралась больше сосредоточиться на хореографии.
– Я выбрал твою любимую песню.
Прищурившись от его слов, я пыталась ногами раздвинуть песчинки на земле и бросить их в него.
– Ты такой ужасный, Демир! Ты мне вчера просто задницу надрал. – Он вдруг остановился и посмотрел мне в лицо, когда я упрекнула его.
– Прости. Я не хотел, чтобы все так получилось. – Злость покинула меня. Потому что по выражению его лица я поняла, что ему действительно жаль.
– Ну, тебе понравилось? – кивнул он, когда я взволнованно спросила его.
– Очень.
Вполне удовлетворенная его односложным ответом, я протянула ему сахарную вату, которую еще не успела съесть до половины.
– Хочешь?
– Ага. С удовольствием.
Вместо того чтобы взять кусочек сахарной ваты, он поднес большой палец к краю моей губы и облизал кончик пальца, взяв прилипший к нему сахар.
– На вкус она тоже довольно приятная.
Меня очень смутил его жест, а по щеке разлился жар, жарче, чем от солнца. Это был неприличный, довольно странный жест, и даже при мысли о нем мне захотелось упасть на землю от стыда.
Когда я стала быстро прохаживаться перед ним, отводя глаза, он сказал: «У тебя щеки раскраснелись. У тебя такой румянец», – сказал он, вызвав на свет стыд, который я пыталась подавить. Мне хотелось провалиться сквозь этот песок. Пока моя застенчивость забавляла его, я еще больше ускорила шаг.
– Это жара, это все жара.
Услышав его радостный смех, я отошла на свободное место на пляже и села. Несмотря на то что от жара песка болела попа, я продолжала есть сладкую вату, не показывая этого. Я не собиралась давать Демиру еще один повод для веселья. Когда он подошел и сел рядом со мной с ухмылкой, которая не покидала его лица, он легонько задел указательным пальцем кончик моего носа.
Я продолжала есть конфету, улыбки не сходили с наших лиц, а Демир продолжал бросать подобранные им камни, и они отскакивали от глади воды. Мы так и не пришли к тому, о чем нам нужно было поговорить, и это немного раздражало, но я не хотела портить момент, мне даже тишина была приятна, когда я была с ним.
Мы были не единственными на пляже. Многие люди, воспользовавшись жаркой погодой, бросились сюда. Были даже женщины, продающие цветы. Когда одна из них подошла к нам, поправляя панаму на голове, я уже доела вату и отложила палочку в сторону.
– Сынок, вот тебе букет роз для этой красавицы.
Когда женщина подошла к нам, Демир сразу же потянулся к бумажнику в кармане. Более того, он достал деньги, даже не дав мне возразить.
– Тетя, дайте мне лучше гвоздику. Эта девушка больше любит гвоздики.
Мне пришлось несколько раз моргнуть глазами, глядя на нее, я просто потеряла дар речи. Он знал, какой цветок был моим любимым, а я даже не говорила ему об этом.
– Он знает твой вкус, – пробормотала цветочница, протягивая мне гвоздику с большим количеством лепестков.
Когда Демир сказал: «Сдачу оставьте себе», – и передал деньги, цветочница сказала: «Пусть Бог никогда не убирает улыбку с ваших лиц. Пусть ваши руки никогда не расстаются», – помолилась она и покинула нас.