Пылай, огонь

Зигмунд Фрейд ответил не сразу. Пока Холмс говорил, на лице его появилась та самая неподражаемая улыбка. Затем он сбросил пепел с сигары и внимательно уставился на моего друга.

— Дайте мне минутку подумать, — попросил он.

Багаж наш был сложен, все дела завершены. Барон мертв, скоро я буду в Лондоне рядом с моей женой. Личность мнимой баронессы фон Лейнсдорф была установлена: как Холмс и предполагал, она оказалась американской актрисой, оставшейся после гастрольной поездки на континенте. Ее подлинное имя было Диана Марлоу. Во время пребывания труппы в Берлине она встретила молодого барона, который и соблазнил ее. Она подписала заявление, равносильное признанию, а также поставила подпись под документом, в котором обязывалась никогда не упоминать ни о событиях, в которых ей довелось принимать участие, ни об именах их участников, включая и Шерлока Холмса. В дополнение к вышесказанному ее обязали никогда больше не появляться в Германии и Австрии.

Полицейские власти обеих стран были заинтересованы положить конец разгорающемуся большому скандалу, который мог вылиться едва ли не в международный Инцидент. Все факты быстро стали известны, но Бергер и раненый машинист, после того как дали показания под присягой, получили, как и мы, совет хранить молчание. Энергичный сержант из венской полиции и его люди тоже были вынуждены дать такое же клятвенное обещание, хотя всем имевшим отношение к этому делу было совершенно ясно, что нет никаких причин, по которым все будут держать язык за зубами. Те, кто распутывали эту сложную схему, довели дело до конца, и пусть даже баронесса когда-нибудь заговорит (в чем я весьма сомневаюсь), императорское правительство и кайзер предусмотрительно решили не выносить на свет Божий свои политические махинации, которые выявились при столь печальных обстоятельствах. Позже я узнал, что в центре событий был не старый император, а его племянник-интриган, эрцгерцог Франц Фердинанд, затеявший эту политическую интригу вместе с графом фон Шлиффеном, бароном фон Лейнсдорфом и канцелярией в Берлине. Как ни странно, старания эрцгерцога были вознаграждены, когда много лет спустя он сам стал жертвой покушения в Сараево, и разразилась война, стоившая кайзеру его трона. И в течение этих мрачных лет, которыми началось столетие, я часто вспоминал краткую, но точную оценку, данную Зигмундом Фрейдом человеку с искалеченной рукой, хотя не могу с уверенностью сказать, был ли он прав в своих выводах. Как я намекал в этом повествовании, я не всегда с ним соглашался.

Складывая вещи, мы с Холмсом непринужденно обсуждали идею о возможности нарушить соглашение, вырванное у нас властями, и поведать миру о скандальных событиях. Ведь в Англии нам ничего не угрожает: ни угнанный поезд, ни дворецкий, павший от пули Холмса, ни нарушение границы — ничто не могло быть пущено против нас в ход как основа для обвинения. Может быть, миру и стоило знать, что замышлялось против него.

И все же мы решили хранить молчание. Мы не были уверены, к какому результату могут привести наши откровения: никто из нас не обладал должной проницательностью, чтобы оценить их последствия. И главное, мы не могли себе позволить изложить правду, не думая о докторе Фрейде. А поскольку он продолжал оставаться в Вене, это соображение и явилось решающим доводом.

— Я скажу вам, чего бы мне хотелось, — наконец сказал Фрейд, кладя сигару и в упор глядя на Холмса. — Мне бы хотелось еще раз подвергнуть вас гипнозу.

Я не имел представления, какие вопросы он хотел бы задать детективу, и его слова явились для меня неожиданностью. Как и для Холмса, который лишь удивленно моргнул и откашлялся, прежде чем ответить.

— Вы хотите загипнотизировать меня? С какой целью?

Фрейд пожал плечами, сохраняя на лице спокойную улыбку.

— Очень хорошо. Я к вашим услугам.

— Мне выйти? — спросил я, приподнимаясь, если Фрейд посчитает, что мое присутствие может помешать процедуре.

— Я бы предпочел, чтобы вы остались, — ответил он, задергивая занавеси и снова извлекая свои часы.

Теперь загипнотизировать Холмса оказалось куда легче, чем в недавнем прошлом, когда он был столь взвинчен. Сейчас уже ничто не мешало им свободно общаться, и времени было с избытком. Через три минуты глаза Холмса закрылись, и он застыл в неподвижности.

— Я бы хотел кое о чем спросить вас, — тихо и спокойно начал Фрейд, — и вы мне ответите. Когда все будет кончено, я щелкну пальцами и вы проснетесь. И не будете помнить ничего из того, что происходит. Вы понимаете?

— Полностью.

— Очень хорошо. — Он перевел дыхание. — Когда вы впервые стали употреблять кокаин?

— В двадцать лет.

— Где?

— В университете.

— Почему?

Ответа не последовало.

— Почему?

— Потому что я был несчастлив.

— Каким образом вы стали детективом? Почему?

— Чтобы карать порок и добиваться торжества справедливости.

— Доводилось ли вам встречаться с несправедливостью?

Пауза.

— Доводилось ли?.— повторил Фрейд, бросив на меня беглый взгляд.

—Да.