Пылай, огонь

Чевиот, готовый уже презрительно ответить на эти слова, заметил выражение лица Фредди Деббита. И, поняв суть морального шантажа, который Фредди старался пустить в ход этим утром, он ощутил прилив вдохновения. Теперь он понимал, какая перед ним стоит цель.

— Согласен! — сказал Чевиот, захлопывая крышку часов.

— Так вы встретитесь с ним?

— Я встречусь с ним.

— Вы поступили бы куда разумнее, — сказал Уэнтворт, переводя дыхание, — скажи вы об этом несколько раньше. С кем я должен встретиться в роли вашего секунданта?

— С присутствующим тут мистером Деббитом. Он обговорит с вами все детали, включая место и время по вашему выбору. — Чевиот опустил часы в кармашек. — Вы согласны, Фредди, не так ли?

— Я... я... черт возьми, да!

— Очень хорошо. Но предварительно я должен буду настоять на одном условии.

Лейтенант Уэнтворт оцепенел.

Чевиота бросало в жар, несмотря на холодных воздух. Он старался хотя бы в общих чертах представить себе обстановку квартиры, в которой он жил (где?) в своей прежней жизни как суперинтендант отдела «С-1».

Вспомнить ему ничего не удавалось. Медленно и безжалостно память отказывала ему. Тем не менее ему как-то удалось восстановить очертания обстановки, расположение комнат и даже запах и атмосферу того места, в котором он когда-то обитал, хотя ему трудно было в это поверить.

— Тир Джоя Мантона, — рявкнул Чевиот, — кажется, находится на Дэвис-стрит, двадцать пять? Да, да, я знаю, что Мантон уже скончался. Но тир по-прежнему принадлежит его сыну, а рядом, под номером двадцать четыре, лавка оружейника?

— Ну и?..

— До того как мы выйдем к барьеру, — сказал Чевиот, — мы с капитаном Хогбеном померяемся силами: каждому по шесть выстрелов — и любая ставка, которую вы только пожелаете.

Лейтенант Уэнтворт был скандализован.

— Двое соперников, — вскричал он, — будут меряться силами перед дуэлью? Это нево...

— Стоп! — прохрипел капитан Хогбен. — Помолчи!

Хогбен теперь уже надежно утвердился на ногах, хотя руки его так же безвольно висели вдоль тела. Заляпанное грязью лицо было мертвенно-бледным, что было особенно видно по контрасту с черными бакенбардами и прической. Он еще с трудом переводил дыхание; сплюнув грязь, попавшую ему в рот, он снова заговорил.

— Вы говорите, ставка любая? — спросил он, жадно облизывая губы.

— Да!

— На тысячу гиней! А?

— Договорились, — сказал Чевиот.

— Я слышал, что вы считаете себя, — фыркнул Хогбен, все еще стараясь перевести дыхание, — непревзойденным стрелком из пистолета, особенно когда приходится стрелять по жребию. Но обещаю, что все будет совсем по-другому, когда вы выйдете к барьеру. Именно так! Вы можете изображать из себя все что угодно, когда вам не угрожает опасность. Так что мы ставим на кон?

На этот раз и Чевиот был вынужден перевести дыхание.

— Если вы одержите надо мной верх, — громко объявил он, — и судьи подтвердят это, я тут же на месте плачу вам тысячу гиней. Если же повезет мне...

— Ну? И что же?

— Мне остается лишь полагаться на ваше слово британского офицера. Вы расскажете все, что вам известно о покойной Маргарет Ренфру. Как и ваш друг лейтенант Уэнтворт. Это все.

В кустах снова прошелестел порыв ветерка. Лошади в упряжке мистера Пиля по-прежнему перебирали ногами, и кучер успокаивал их.

— Подождите! — с загадочным выражением лица сказал Уэнтворт. — Я снова должен выразить протест против...

Хогбен, который уже постарался обрести прежнюю осанку, успокоил его.

Произношение его теперь потеряло признаки изысканности. Когда он, повернувшись, глянул на Чевиота подбитым глазом, в нем горела такая злоба и хитрость, что они должны были послужить Чевиоту предупреждением. Он должен был увидеть оскаленные клыки в засаде, призванной навсегда покончить с ним.

— Договорились! — коротко сказал Хогбен тихим голосом.

— А я говорю вам, что кодекс... — начал Уэнтворт.

— Плевать на кодекс! Помолчи, Адриан, и дай мне шапку!

Лейтенант Уэнтворт торопливо подобрал из грязи вымазанный головной убор, хлопнул им о колено, чтобы очистить, и неторопливо водрузил на голову приятеля, который затянул ремень на подбородке. Хогбен слегка поморщился от боли, но продолжал держаться прямо. Он даже не взглянул на обломки палаша.

Фредди Деббит выскочил на Уайтхолл. Сунув два пальца в рот, он пронзительно свистнул. Показалась большая и широкая открытая коляска, влекомая двумя вороными лошадьми, сиденье в которой было обито белым шелком, как бы для того, чтобы оттенять плюмажи гвардейцев.

За ним почти вплотную катился другой открытый экипаж: более скромный, но куда лучше ухоженный, от красных колес до расчесанных хвостов серых лошадей.

В нем сидел полный багроволицый джентльмен в рединготе с бархатным воротничком поверх сюртука и в величественной шляпе. Расположившаяся рядом с ним Луиза Тремьян, едва не выпав из коляски, в упор уставилась на Чевиота.

На юной Луизе был один из этих модных тюрбанов синего шелка и белая накидка, синие шнурки которой обвивали шею. Ее глаза газели на нежном девичьем лице передавали ему беззвучное послание, как и шевелящиеся губы, из которых поначалу не вырывалось ни звука.