Пыль всех дорог

Ковалев подошел к ней вплотную и требовательно посмотрел прямо в желтые глаза.

— О какой метке говорил дед вчера? И где он мог ее видеть?

Сейчас эти странные глаза, обрамленные пушистыми черными ресницами, хранили нечитаемое выражение, как будто некто наглухо отгородился от мира плотными шторами.

— Видеть мог на мертвом теле. Дополнение к синху. — Прозвучал обескураживающий и даже шокирующий ответ. — Компас малиновок. Я же говорю, живые объекты в дефектном цикле запоминают события, хоть и на уровне подсознания. Первые четыре раза у меня ничего не получилось… Я нарывалась на этого егеря, он открывал стрельбу от неожиданности.

Компас?! «Где он у нее, не в трусах, надеюсь?!» Так четыре раза или шесть?! Вот оно, то самое вранье, которое не натянешь на голову! Шум моторов приближался.

— Какие «четыре раза», Тая? — Ковалев чувствовал растущее раздражение, как собственную небритую щеку под пальцами. — Ты только что говорила, что работала здесь шесть раз. Хватит изворачиваться. Или я никуда не пойду с тобой, а твоя встреча с Мариен не состоится вообще. Я не хочу собираться по атомам в твоей нейтрали и жду честный ответ.

Плотные шторы дрогнули. И тот, кто за ними прятался, на миг показался.

Не крутая, бывалая и отчаянная.

Скорее, маленькая, напуганная и запутавшаяся.

Во внутренних уголках глаз как будто набухали слезинки, но бывалая и отчаянная взяла верх. Влага в уголках глаз исчезла. И шторы захлопнулись. Даже не шторы, а тяжелые ставни, хоронящие заживо.

— Хорошо. Именно четыре раза. Не было тут никакой работы, я просто прикидывала варианты, запутывая собственный след… Погибала, потому что дед палил сдуру от неожиданности, когда я падала из воздуха перед его носом. Два последних раза проработала безопасный маршрут, чтоб не пересекаться с этим… стрелком. Время рассчитано было точно, и кабы не мой обморок… Это я надрезала пограничную «колючку», нож позволяет. Четыре плюс два, вот тебе и шесть раз… Конечно, дед меня запомнил уже. Он не может знать, кто я, но следует программе. А тебя он видит впервые, вот и сбился.

Ковалев чувствовал, что вязнет в этих непонятных ему объяснениях. «Так что это, гребанный день сурка?! И где еще ты мне врала, девочка?»

Майор задал только один вопрос, стараясь не обращать внимания на шум моторов, перешедший в рев, и делая голос как можно мягче:

— Зачем?..

Голос Тха-Сае дрогнул:

— В первый и… в последний раз в жизни я подчищаю за собой, Валентин. Я готовилась к этому пять лет… На моей совести смерть родителей и… еще одной очень хорошей женщины. Я все верну, как было.

Она судорожно сглотнула и повторяла последние слова снова и снова, как заклинание, как мантру, и тогда стало ясно, что двигало ею, заставляя забывать о покое и даже о глотке воды.

Чувство, шевельнувшееся сейчас в душе Ковалева — острая, болезненная жалость. Вот оно что… Неизвестно, что там произошло, но быть съедаемой муками совести в течение пяти лет — наказание если не достаточное, то суровое.

— А сейчас пойдешь? — Тихо спросила Тха-Сае.

— Да. — Твердо сказал Валентин, выбросил в траву ненужное уже магниевое огниво и сам взял девушку за руку.

Тошнота, мелькание цветных искр в глазах, круговорот черных облаков и дробящихся пятен света… Приближающиеся силуэты металлических чудовищ, от которых шла волна холода…

… запах разогретой за день травы, грунтовая дорога под ногами, и — непередаваемый оттенок удивления на лице Альберта Ивановича, одной рукой пытавшегося протереть очки, а второй — размахивающего сотовым телефоном майора.

Несколько нечленораздельных междометий, произнесенных Таиповым, выражали широчайший спектр эмоций.

— Палыч вернулся из сельпо? — Сразу спросил майор. — И давайте-ка, поставим чайник.

* * *

Альберт Иванович взял себя в руки очень быстро. Все-таки Путешественник, не абы кто. Его взгляды, бросаемые поверх очков на Таю, майор без труда расшифровал как научное любопытство энтомолога по отношению к редчайшему экземпляру бабочки. Вроде бы, надо насадить на булавку, ибо в коллекции таких нет, а с другой стороны — а вдруг это последняя представительница вида, и что тогда?!

— Разговоры потом. — Твердо предупредил Ковалев, видя, что девушка пребывает в том же патологическом стрессовом режиме: бей или беги.

Все трое сейчас находились в палатке вокруг раскладного столика. Таипов уже успел сбегать в лабораторный модуль три раза, проверяя мониторы и чертыхаясь, что до сих пор нет ни Олега, ни Романа. А они бы сейчас пригодились — следить за показаниями. Яркий сине-зеленый огонек сейчас был там, где положено, по эту сторону границы миров. В сопровождении другого, мягко-золотистого. Ну да, Ковалев же совершил перемещение «туда — обратно»… Как же так? Вся концепция передвижений Путешественников летит… да-да, именно в то место, которое неудобно называть в приличном обществе.

Это что же, как в сказке получается — сначала накорми, напои, потом и расспрашивай?.. А Альберту Ивановичу выжидать было невыносимо. Гостья с той стороны! Да еще с таким именем… Просто голова кругом, тут надо столько всего сделать…