Пыль Снов

Она могла бы высвободить силу голоса. Могла бы — она это знала — приказать Брайдерал идти сюда. Она сумела победить четверых взрослых Казниторов. Их дитя, одинокое и слабое, не сможет защититься.

Но она хотела, чтобы ее смерть была тихой. Ведь битва между двумя правыми силами завершилась. Мир, оказывающийся смертью, отвергнут. «Но ведь эту войну мы ведем с самого начала. Мы сражались и победили. Кончено.

Сможем ли мы поселиться здесь навечно? Хватит ли садов? И чем заняться? Мы выжили — достаточно ли этого для жизни? Как насчет мечтаний? Желаний? Что за общество можем мы породить?

Нет, этого мало. Мы не можем здесь оставаться».

Убив Брайдерал, она ничего не достигнет. «Нет. У меня есть ответ получше».

Она возвысила голос: — Дитя правосудия! Город не для тебя! Ты изгнана! Вернись к своему роду, если сможешь! ИДИ!

Из башни донесся слабый крик. Казниторы изгнали их из родных домов, отняли от семей. Как уместно теперь изгнать одного из Казниторов. «Мой дом, моя семья. Не ваши. Никогда не были вашими. Моя новая семья. Где они, там мой дом».

С Брайдерал покончено.

Баделле пошла к Рутту, к Хельд и Седдику. Есть что обсудить. Надо найти новую цель. Нечто превыше выживания. «Нечто заслуженное. Ибо мы научились выбирать свободу».

Она глянула на самодельный меч в руке. Он казался неестественно ярким, он словно собирал и выпивал свет. В сердцевине пляшет золотое пламя. Он прекрасен, да… но в нем есть еще что-то. Какая-то сила. Ужасная сила.

Она припомнила сказки, сказания об оружии, которому давали имена. Что же. Она назовет его Пламенем.

* * *

— Так вашу!.. — Скрипач отвернулся от трех озабоченных лиц, от шести испуганных глаз, от судорог нарастающей паники. Осмотрел почву. — Стойте здесь, — приказал он панцирникам. — Нет, не так. Курнос, отыщи Бутыла. Острячка, вместе с Поденкой усиленно охраняйте их палатку. Никого не пускать. Поняли?

Солдаты величаво закивали. Курнос неуклюже пустился исполнять приказ.

Со всех сторон сворачивался лагерь. Палатки падали, шесты выдирались из каменистой почвы. Солдаты кричали, жаловались и ругались между собой. В прохладном утреннем воздухе повисли пряные ароматы кухонь. Рядовые двух ближайших взводов неловко переглядывались, не находя ответов. Они спали. Ничего не слышали.

Взгляд Скрипача снова скользнул к палатке. Разрезана на полоски. Внутри — если такое слово теперь подходит — вспоротые матрацы. Но никакой крови. «Так вашу…! Гори оно огнем!» Он подавлял себя, чтобы не выругаться вслух. Скрипач принялся изучать землю, ища следы борьбы, следы от вытащенных наружу тел. Любые следы. Но ничто не привлекало глаз. Слишком испуган, чтобы сосредоточиться. Где же Бутыл, Худа ради?

Острячка подошла к нему полузвоном ранее. Он вылез из палатки и наткнулся на нее, стоящую с выражением ужаса на туповатом лице.

— Пропали, сержант.

— Что? Кто пропал?

— Палатка порезана, но тел нет…

— Острячка, о чем ты? Чья палатка? Кто пропал?

— Наш сержант с капралом. Пропали.

— Геслер? Буян?

— Палатка вся порезана.

Не порезана, заметил он, отправившись на стоянку Пятого взвода. Вспорота. Толстый брезент вспорот со всех сторон с каким-то фанатичным усердием. Геслера и Буяна нет, нет их оружия, доспехов. Причем пехота стоит со всех сторон, едва протиснуться можно между палатками, да еще путаница веревок и кольев… нет, бессмыслица какая-то.

Он оглянулся: Бутыл и Курнос подходили к Поденке, а та растопырила толстые руки, преградив им путь словно засов на крепостных воротах.

— Пусти их, Поденка — но больше никого не пускай. Пока что. Бутыл, сюда.

— Что я слышу? Геслер и Буян дезертировали?

Скрипач едва не ударил парня. Зашипел: — Никто не дезертировал, но слухи теперь поползут. Идиот.

— Прости, сержант — слишком раннее утро, черт подери, думать не могу.

— Лучше бы тебе проснуться, — буркнул Скрипач, указывая на палатку. — Поищи знаки в ней и вокруг. Кто-то должен был подойти к ней. Найдешь хоть каплю крови, скажи — только тихо, понял?

Облизывая губы, уставившись на порванную палатку, Бутыл кивнул. Прошел мимо сержанта.

Скрипач расстегнул и скинул шлем. Утер лоб. Сверкнул глазами на солдат соседних взводов. — Будите сержантов. Позаботьтесь, чтобы через ваш кордон никто сюда не проскочил!

Солдаты повскакивали. Скипач знал, что новость о его болезни пронесется по рядам. Он уже несколько дней трясется от лихорадки. Стоять рядом с Аномандером Рейком было, вспомнил он, не очень приятно… но сейчас намного хуже. Ему не нужна Колода Драконов, чтобы понять случившееся. К тому же в Колоде не найти карты Консорта Тьмы. По крайней мере, ему известной карты… хотя иногда силы обретают такую мощь, такую интенсивность, что могут стереть краски с какой-нибудь из младших карт и присвоить ее себе. Возможно, так и случилось — однако он не хотел выяснять. В любом случае его слабость напугала людей — чертовски несправедливо, но так оно случилось и ничего сделать нельзя. Он хотя бы встал на ноги — и уже видит во многих глазах нескрываемое облегчение.

«Чем старше становлюсь, тем чувствительнее талант — если это можно назвать талантом. Предпочтительнее слово „проклятие“.