Интроспекция — акт крайнего мужества, и немногие готовы на него решиться. Но если всё, что можно разворошить — пепел и кучу горелых костей, вам ничего не остается, кроме… Бегство лишь усугубляет страдание. Память сливается с ужасами, единственный способ ускользнуть — безумие, но безумие так просто не выберешь. Какая жалость: чем уродливее пейзаж души, тем острее здравый рассудок.
Он вроде бы помнил, что происходит из семьи Виид. Что был гралийцем, воином и мужем. Творил ужасающие дела. На его руках кровь и на языке горько-соленый вкус крови. Из головы так и не выветрился запах горелой одежды.
«Я убивал». Мысль эта стала отправной точкой.
И тогда все истины собрались, формируя костяк будущего. Что привело к следующей мысли.
«Я снова буду убивать».
Ни один из тех, кого он преследует, не смеет надеяться на спасение. Их крошечное королевство подобно кургану термитов. Насекомые тоже мнят себя великими, громадными и могущественными внутри своей кучи. Виид стал башмаком, окованным бронзой каблуком, сокрушающим стены, учиняющим разорение. «Вот ради чего я создан».
Его тропа не отклоняется. Он спустился в яму, прошел в дверь и оказался в комнате, заваленной трупами рептилий. Среди них кишели ортены и прочие паразиты. Он пересек комнату и встал перед внутренним порталом.
Они где-то высоко — они его заметили, он уверен. Следили за ним через глаза или пасть дракона. Они не знают, кто он, поэтому не имеют причины бояться. И все же они будут осторожничать. Если он попросту прыгнет между ними, сверкая клинками, кто-то может сбежать. Кто-то станет отбиваться. Удачный выпад… нет, ему потребуется очарование, способность их убедить. «Возможно, мне не удастся. Вижу такую вероятность. Но разве я не наделен терпением? У меня очевидный талант к обману.
За моей спиной не только опустевшие хижины».
Он вложил оружие в ножны.
Сплюнул в ладони, провел по волосам. И пустился в долгое восхождение.
Он мог бы завыть им в лица, а они не услышали бы. Мог бы сомкнуть невидимые руки на глотках, а они даже не дернулись бы. «Убийца пришел! Тот, что внизу… я плыл по бурным волнам его желаний — он желает убить всех!» Но нелепая его семья не беспокоится. Да, они видели незнакомца. Видели, как он решительно вошел в каменное здание, которое они уже сочли своим. А потом возобновили обыденные занятия, словно попали под власть отупляющей, избавляющей от забот магии.
Таксилиан, Раутос и Вздох пошли за Сулькитом. Трутень К’чайн Че’малле трудился над бесчисленными механизмами. Тварь казалась не знающей усталости, словно цель заставляла ее забыть о потребностях плоти. Даже Таксилиан не мог понять, возымели ли хоть какой-то эффект усилия Сулькита. Ничто не пробуждалось к жизни. Никакие тайные чары не взрывались внезапными переменами. Темнота все еще царила в коридорах, дикие животные носились по комнатам, строили гнезда в кучах мусора.
Последний и Асана тоже строили подобие гнезда — когда не охотились за ортенами или не собирали воду из сочащихся влагой труб. Шеб постоянно следил за пустыми просторами с насеста, который назвал Венцом, а Наппет бродил без цели, бормоча под нос, проклиная невезение, приведшее его в столь гнусную компанию.
Все они слепые глупцы!
Дух, прежде гордившийся всеведением, избегал разума гралийца по фамилии Виид. Он пошел помогать Сулькит. Ведьма Вздох — адепт, восприимчива к колдовству. Если кого и можно пробудить, коснуться, то именно ее.
Он нашел их в круглой палате за Глазами. Но обширный дом мертвой ныне Матроны совершенно преобразился. Потолок и стены сочились горькой слизью. Густые озерца покрыли пол у помоста, в воздухе носились пряные запахи. Широкая и длинная постель, господствующая на помосте — престоле, казалась больной, искривленной как корни поваленного дерева. Во все стороны свисали влажные щупальца. Воздух над кошмарным престолом так густо пропитался соками, что мерцал и колыхался, словно превратившись в живой дым.
Сулькит неподвижно, как статуя, стоял у помоста, источая жидкости — он словно плавился на глазах. Из горла вырывались странные гортанные звуки.
— … пробудился за каждой стеной, — говорил Таксилиан. — Я уверен.
— Но ничего похожего! — сказал Раутос, показывая на Сулькита. — Боги подлые, воздух — я едва дышу…
— Оба вы дураки, — бросила Вздох. — Это ритуал. Это самое старое колдовство — магия пота, запаха и слез — против нее мы беспомощнее детей! Убейте его, я вам говорю! Воткните нож в спину, перережьте горло! Пока не поздно…
— Нет! — возразил Таксилиан. — Это должно случиться — я чувствую — дело трутня сулит нам спасение.
— Заблуждаешься!
Раутос встал между спорящими, лицо его было напряжено от страха и смущения. — Есть некий рисунок, — сказал он в пустоту. — Все, что делал трутень — и все остальное — вело к этому мигу. Рисунок — я почти его вижу. Я хочу… хочу…
Он не знал, чего хочет. Дух дико кружился в завихрениях неисполнимых желаний этого человека.
— Ответы придут, — заявил Таксилиан.
«Да!» — закричал дух. — «Придут с ножами в руках! Придут убить вас всех!»