Пыль Снов

Йедан заставил коня повернуться, чтобы смотреть ей в лицо. — Полутьма, ты увела нас на Дорогу Галлана. На Дорогу Слепца. Мы оказались в Королевстве Тьмы. Но оно мертво. Магия сохранила его в мертвом состоянии. Если некогда это был наш дом, мы сможем заново обжить его. Не в этом ли наша судьба?

— Судьба? Яйца Странника, почему это слово звучит шелестом вынимаемого из ножен меча? Йедан, может быть, мы знали город раньше. Может быть, наша семейная линия исходит из далекого прошлого и все легенды верны. Славный Харкенас. Но ни в одной истории не сказано, что мы здесь правили. В этом городе. Мы не были владыками королевства.

Он внимательно смотрел на нее. — Тогда мы передвинемся.

— Да.

— Но куда?

— За рекой лес. Пройдем через него на другую сторону. Йедан, мы зашли далеко. Давай же закончим путешествие там, где оно началось. В нашем истинном доме. На Первом Берегу.

— Мы даже не знаем, что он такое.

— Значит, узнаем.

— На реку стоит все же обратить внимание, — настаивал он. — Еды у нас мало.

— Конечно. А пока — во имя всех здесь павших, брат, слезь с коня!

* * *

Через несколько мгновений после их ухода застывшая на тысячи лет тишина окончилась. Зашелестели сухие листья, взлетая на воздушных вихрях. Пыль поднялась, странный мутный сумрак — в котором свет казался незваным гостем — вдруг замерцал.

И что-то вроде долгого, протяжного вздоха заполнило комнату. Долго не затихали отзвуки, до ужаса похожие на плач.

* * *

Краткость шла за Сластью к началу улочки. Обе несли фонари. Тени метались по стенам на всем пути через узкий проход.

Вдруг подружки застыли, рассматривая тела под ногами.

— Мертвые? — спросила Краткость.

— Нет, милая. Они оказались в царстве снов.

— И давно?

— Вряд ли давно, — ответила Сласть. — Я видела, как они слонялись поблизости, делая ритуалы или еще что. Потом видела еще раз, у них уже факелы прогорели. Вот я и пошла взглянуть.

Краткость присела, поставила фонарь рядом. Схватила ближайшую к ней ведьму и перевернула на спину. Вгляделась в лицо. — Думаю, Стяжка. Они кажутся близняшками.

— Чем дальше, тем ближе, — согласилась Сласть. — Я тоже заметила.

— Веки дергаются как у бешеной.

— Царство снов, я же сказала.

Краткость оттянула веко. — Глаза закатились. Может, ритуал на них обратился.

— Может. И что делать?

— Они же не умерли.

— Точно. Однако такая возможность не каждый день выпадает.

* * *

— Что сломано, того не исправишь. Ты сломал нас, но дело еще не закончено. Смотри, что ты натворил.

Галлан пришел в ужас. Он не мог привыкнуть к новому миру. Ему хотелось вернуться во тьму; вырвав себе глаза, он нашел тьму. Сендалат… Тоненькая рука сына крепко зажата в ее руке. Они стоят и смотрят на безумца, смотрят, но не замечают кровь на лице и полу — хотя разве это возможно на самом пороге Терондая? Он плакал, то и дело поперхиваясь — но, что бы ни лежало во рту, он не хотел это выплевывать. Губы его блестели алым, зубы стали краснее кедровых щепок.

— Мама, — сказал ее сын, — что случилось?

«Мир изменился. Галлан, ты глупец. Ушедшего не вернуть». — Случайность, — сказала она. — Нужно найти помощь…

— Но почему он ест свои глаза?

— Давай, быстрее найди жрицу. Скорее, Орфанталь!

Галлан подавился, попытавшись проглотить глаз. Вместо этого тот снова оказался во рту. Дыры глазниц сочились кровавыми слезами.

«Вечные поэтические позы, Галлан. Грандиозный символ, искусно расположенный в преддверии храма. Ты будешь здесь лежать, пока не явится некто значительный, и тогда ты проглотишь треклятые глаза. Шедевр — вопрос точного расчета.

Будет ли Мать Тьма поражена в самое сердце, Галлан? Или просто ощутит отвращение?» — Сделано, старик, — сказала она вслух. — Пути назад нет.

Он, очевидно, понял ее неправильно, потому что захохотал.

Она заметила во рту глаз — тот перевернулся и — что за безумный момент? — словно поглядел на нее.

— Что сломано, того не исправишь. Ты сломал нас, но дело еще не закончено. Смотри, что ты натворил.

Сендалат зашипела, когда эхо снова ворвалось в память. Оно не принадлежит сцене, ею воскрешенной. Оно исходит откуда-то еще, от кого-то еще. И предназначено кому — то еще. Да, в этом весь ужас. Она действительно слышала слова, и они действительно исходили от нее, были сказаны ее голосом, и то был голос женщины, познавшей подлинное горе.

«И в этом самая горькая истина. Я не излечилась. Спустя столько времени…»

— Заснула? — спросил лежавший рядом Вифал.

Она обдумала выгоды ответа, сочла, что таковых не много, и промолчала.

— Снова говоришь во сне, — пробурчал он, ворочаясь под одеялом. — Вот что хотелось бы знать: что сломано?

Она села, словно ужаленная скорпионом. — Что?!

— Все же проснулась…

— Что ты сказал?

— Что бы ни сказал, у меня сердце в горле бьется. Ты хочешь его вырвать? Думаю, не лучше лы быть избитым до потери…

Зарычав, она подхватила мех и встала. Три демона — Венета непонятно зачем рыли глубокую дыру около дороги. Хруст был внизу, поднимал тяжелые камни и передавал скорчившейся у края Шлеп, она совала их Писку, а тот отбрасывал камни как можно дальше. «Что они делают, во имя Худа? А, неважно». Она потерла лицо.