Пыль Снов

Ночью, когда буря бушевала на востоке и юге, той ночью, когда выли иноземные боги и волки — призраки носились приливом по незримой стране, когда полевые очаги армий приугасли, когда шакалы не знали, куда бежать, ведь запах крови доносился со всех сторон — ставшая кладбищем, полная валунов, костей и куч пепла долина начала шевелиться. Фрагменты ползли друг к другу. Образовывались ребра, фаланги пальцев, кости ног и позвонки — они, словно заполненные почуявшим магнит железом, катились и скользили в звездном свете. Зародившийся на востоке ветер ураганом летел над землей, и в нем слышались сотни тысяч голосов, все более громкие стоны. Трава пришла в бешеное движение. Пыль вилась и кружилась; воздух заполнился мелким песком.

В спокойном чистом небе Царапины, казалось, извиваются и пульсируют, словно их отделяет от земли пелена жара.

Кости лязгнули друг о дружку. Из-под завалов, из покореженных доспехов выползали куски гнилой плоти — сухожилия вились змеями, связки скорчились червями — они ползли к груде костей, а кости складывались, воссоздавая знакомую форму — скелет, не похожий на остов Баргаста или акрюная. Кости были толще, в местах прикрепления мышц вступали мощные гребни. Раздавленный череп снова стал целым, хотя почерневшим и закопченным. Он неподвижно лежал, опираясь о землю верхней челюстью — а потом нижняя челюсть лязгнула, подкапываясь и поднимая черепную коробку. Наконец клацнули зубы, челюсть нашла впадины суставов.

Плоть и сухая кожа, беспорядочные пучки грязных волос. Связки вцепились в кости, складывая конечности. Скрученные подушки мускулов провисли на обретенных сухожилиях. Вот собралась рука, зашевелились десятки косточек кисти. Вонючее мясо связало позвонки в единую змеевидную хребтину. Ребра вставились в углубления грудной кости, подняли ее с земли.

Царапины прорезали горизонт на юго-востоке, ветер умирал, судорожно вздыхая. Тело лежало в траве. Кучки кожи сами собой сшились, оставляя сеть шрамов. Клочья волос заползли на лысый череп.

Когда утих ветер, вдалеке раздалось пение. Грубый, трепещущий голос старухи — от этакой мелодии сжимаются кулаки, напрягаются в жажде жестокого насилия мышцы, а лица делаются нечувствительными к солнечному жару и посулам жизни. Голос околдовывал, вытягивая силу из древнейших воспоминаний земли.

Заря вползла на горизонт, окрашивая небо синевой.

И Т’лан Имасс поднялся с земли. Прошел, ступая медленно и неловко, к закаленному огнем кремневому мечу, что лежал около погребального костра Баргастов. Иссохшая, но мощная рука протянулась, смыкая захват на рукояти, и подняла оружие.

Онос Т’оолан обратился лицом на юго-восток. И двинулся.

Ему нужно было убить много народа.

Глава 16

Вы — сеятели слов из алчной теми
За вами цедят солнце семена
И корни рвутся от разбитой скорлупы
Творите дикость вы без долгих сожалений
Зеленый хаос трудно удержать
Слова спрямят пути, ослепят тропы
Грядущего не зрим средь заросли лесной
Зачем возможности вам окружать заботой
В голодной теми? Сеятели слов,
Познайте истину, что сказана словами:
Все, что им нужно — слезы ливня, свет дневной.

«Радость Теней (простые слова)», Бевела Делик

Невольным даром осквернения стала тишина. Освященный некогда валун, громадный словно фургон, разбит. Рядом виден провал в земле, на самом дне родник с трудом питает озерцо черной воды. В траве и среди камней старого русла разбросаны кости газелей и грызунов — доказательство ядовитости источника.

Тишина была полна истин, и почти все истины были столь ужасны, что Сечула Лата пробрала дрожь. Сгорбившись, обхватив грудь руками, он уставился на восходящее солнце.

Килмандарос бродила среди разбитых утесов, как будто видеть следы разгрома, ею же учиненного многие тысячи лет назад, было приятно. Эрастрас подобрал горсть камешков и один за другим швырял их в пруд — они пропадали, не оставляя ряби и плеска. Казалось, Странника это забавляет, насколько можно вообще судить по выражению его лица. Сечул Лат был достаточно опытен, чтобы не доверять кривой усмешке на лице Старшего Бога, знаменитого привычкой толкать всех на неверный путь. Возможно, он предвкушает наслаждение от вида богов, не способных отвергнуть его Призыв. А может, представляет, как сокрушит гортань какому-нибудь богу-выскочке. Или кому-то еще менее достойному. Он же Странник, его пути кривы. Его храм — предательство, его алтарь — насмешка неудачи; в храме, на алтаре он приносит в жертву смертных, руководствуясь всего лишь прихотями. Или скукой. Всё, о чем он тоскует — былой избыток силы.