Ведьмы перебросились взглядами. Стяжка осклабилась. Дурные вести. Соперница. — Она не одна?
— С ней муж. Мекрос.
— Откуда ж они вылезли? Их тута не было, мы бы почуяли. Город был пустым…
— По Дороге, Стяжка, — сказала Краткость. — Прямо как мы.
— Мы первыми пришли, — зарычала Сквиш.
Краткость моргнула. — Город большой, ведьма. Ну, идем?
— Где она?
— В храме.
«Дурные вести. На редкость». — Ладно, — бросила Стяжка.
Йедан Дерриг прошел не меньше тысячи шагов вдоль Первого Берега. Наконец он решил вернуться. В руке его Яни Товис увидела меч. На фоне бесконечного потока раскаленного света оружие блестело зеленью. Клинок длиной в ногу, но уже запястья. Проволочная гарда.
Он подходил все ближе, и что-то сияло в глазах. — Меч Хастов, сестра.
— Исцелился.
— Да.
— Но как может вернуться сломанный меч?
— Закален в крови дракона. Оружие Хастов бессмертно, защищено от любого угасания. Может рубить другой кринок надвое. — Он поднял меч. — Это меч пяти лезвий — испробован на пяти и разрубил все. Полутьма, более высокого класса оружия не бывает. Им владел сам Хастас, Глава Дома. Лишь дети Кузницы способны владеть таким оружием.
— А женщина его выбросила.
— Загадка, — ответил Дерриг.
— Она сопровождала Галлана…
— Не то. Как мог меч пяти лезвий вообще сломаться?
— А. Понимаю.
Он огляделся: — Здесь, у Моря Света, растворяется само время. Мы слишком долго были вдали от своего народа…
— Не по моей вине.
— Точно. Моя вина. Так или иначе, пора вернуться.
Яни Товис вздохнула. — Что мне делать? Найди дворец и шлепнуться на сидение трона?
Мышцы задвигались под бородой. Он отвел глаза. — Нужно многое организовать, — ответил он небрежно. — Прислуга во дворце, офицеры стражи. Рабочие команды. Богата ли река рыбой? Если нет, у нас беда, ведь запасы истощились. Здесь растут злаки? Кажется, темнота как-то питает деревья, но все же перед лицом у нас голод — растения созреют не сразу.
Одно перечисление проблем ее утомило.
— Предоставь это мне, — сказал Йедан.
— Оскорбляешь Королеву? Я сойду с ума от скуки.
— Тебе нужно вновь посетить храм, сестра. Он уже не пуст. Нужно вновь его освятить.
— Я не жрица.
— Подойдет королевская кровь.
Она бросила ему взгляд: — Действительно. И сколько?
Йедан пожал плечами: — Зависит…
— От чего?
— Насколько она жаждет.
— Если она выпьет меня досуха…
— Не останется времени умирать от скуки.
Ублюдок снова в своей тарелке. Разум сух как вымерший оазис, мертвые пальмы шелестят листвой — словно смех саранчи. Треклятый меч Хастов, иллюзия возвращения домой. Брат. Принц. Убийца Ведьм. Он ждал этого всю жизнь. А она — нет. «Я ни во что не верила. Даже впадая в отчаяние, шагала призраком, обреченным повторять полную ошибок жизнь. И моя кровь — о боги, кровь! Это Королевство требует слишком многого».
Йедан поглядел на нее. — Сестра, времени мало.
Она вздрогнула: — Почему?
— Трясы… тот импульс, что заставил тебя вести нас по Дороге Галлана — он и должен был привести нас именно сюда. В Харкенас. К Первому Берегу. Мы должны понять, зачем. Открыть, чего хочет богиня.
Ужас проморозил Яни Товис. «НЕТ!». Глаза оторвались от Йедана, устремились к Берегу, к мятежной стене света — к неисчислимым фигурам за завесой. «Нет, прошу. Не снова».
— Садись, сестра. Время возвращаться.
Дайте достаточно времени, и угрюмая вереница веков, жизней спрессуется, оседая слой за слоем. Мелочи сглаживаются до неузнаваемости. Подвиги зияют воздушными пузырьками в пемзе. Мечты становятся залежами разноцветного, хрустящего под рукой песка. Оглядываться неприятно, ведь чем обширнее поле отложений, тем мрачнее картина.
Сечул Лат однажды избрал себе уродливый, искривленный костяк, чтобы верно отразить наследие бесконечного существования. Красота, изящество — после всего, им сделанного — стали казаться слишком тщеславными, чтобы их сохранять. Нет, в форме он искал справедливости, физически выражал идею наказания. Вот что так разозлило Эрастраса.
Каким искушением было вновь вернуть изувеченное тело. Мир присваивает плоские слои, извращает, придавая уродливые формы. Он понимает. Он одобряет давление, узнает себя в покрытых шрамами ликах камней и плоти.
Небо было красным, безоблачным; бесплодная каменистая почва показывала оранжевые и желтые полосы, выходы минералов. Обтесанные ветрами холмы-месы гирляндой повисли на горизонте. Этот садок не имеет имени, по крайней мере, никто не знает его имени. И знать не хочет. Садок лишили всякой жизни очень давно.