Пыль Снов

Среди дальхонезцев, в деревнях и севера и юга, терпение считается даром, возвращаемым детям, которые сами по себе - дар. Терпение, полновесное уважение, готовность выслушать и желание научить - не таковы ли добродетели родителей? И что толку в цивилизации, способной процветать, систематически уничтожая эти драгоценные связи? “Уделить время детям? Нет времени. Работать, чтобы их накормить - да, это ваша ответственность. Но ваша верность и сила и энергия - они принадлежат нам. Нам? Кто мы? Мы опустошители мира. Чьего мира? Вашего. Ее… да, мира Адъюнкта. И даже Смертоноса. Бедный, заблудившийся Смертонос. И Хеллиан, не вылезающая из мокрых горячих объятий алкоголя. Ты и странствующий отставной жрец с вечной ухмылкой и больными глазами. Ваши армии, ваши короли и королевы, ваши боги и, самое главное, ваши дети. Мы убиваем их мир прежде, чем они вступают в права наследования. Убиваем прежде, чем они станут взрослыми и поймут что к чему”.

Она снова потерла лицо. Адъюнкт так одинока, да. “Но я пыталась. Думаю, пыталась честно. Вы не так одиноки, как вам кажется, Тавора Паран. Подарила ли я хотя бы это? Когда я ушла, когда вы стояли одна в шатре, в тишине - когда ушла и Лостара, когда никто не видел вас - что вы сделали? Ослабили ли вы внутренние цепи?

Если Бутыл следил за вами через одну из крыс - что он увидел? Там, на вашем лице? Ну хоть что-то увидел? Совсем ничего?”

- Что это горит?

- Ты, Мелоч.

Пехотинец не пошевелился. От подметок шли струи черного дыма. - Уже готовы, Чопор?

- Клянусь, не хуже хрустящего бекона.

- Боги, как я люблю бекон.

- Ты ноги передвинешь? - спросил Мулван Бояка.

- Что, ставки делали, уроды?

- Разумеется, - сказал Превалак Обод.

- Кто считал до десяти?

- Я. Мне приказали. Нас тут как раз десять со Смертоносом и Досадой, хотя они не ставили. Слишком заняты.

- Смола, ты ставила?

- Да, - отозвалась Смола.

- Число?

- Семь.

- Обод, ты сейчас на чем?

- Три.

- Вслух считай.

- Пять, шесть, се…

Мелоч вытянул ноги из костра и сел.

- Вот это верность, - ухмыльнулась Смола.

Солдат улыбнулся: - Точно. Теперь ты меня любишь?

- На половину.

- И так сойдет. Неп Борозда, сколько стоит быстрое исцеление?

- Ха! Твою полвину! Ха, ха!

- Половину половины…

- Не! Не!

- Или так, или меня сержант прикажет исцелить. За так.

- Тоже верно. - Смола глянула на Бадана Грука. - Нам нужен твой целитель, Бадан. Заметано?

- Конечно.

- Подстава, - пробурчал Чопор. - Заранее сговорились, чую не хуже бекона.

- Полвина полвины, Мылч!

- Будь к нему добр, Мелоч, и он постарается.

- Да, сержант Смола. Согласен. Половина половины. Где куш?

- Все выкладываются, - сказал Обод, поднимая шлем. - Пускаю по кругу.

- Вот гнусь, - буркнула Спешка. - Оглянись, нас надули.

- И что нового? Морпехи честно не играют…

- Играют на выигрыш, - закончила Спешка, скривившись от старой шутки Сжигателей Мостов.

Смола встала и ушла от костра. Отупение и беспокойство - что это за состояние такое? Через несколько шагов она поняла, что за ней кто-то увязался. Оглянулась: Бадан Грук.

- Смола, ты выглядишь… другой. Заболела? Слушай, Целуй-Сюда…

- Не упоминай сестру, Бадан. Я ее лучше знаю.

- Верно. Она мечтала сбежать, все видели. И ты первая. Чего не понимаю, как она не стала нас подговаривать на побег?

Смола покосилась на него: - Тебя она убедила бы?

- Может быть.

- И вы двое насели бы на меня. И уломали бы.

- Возможно, так. Но ведь такого не случилось? Но теперь она где-то там, а мы застряли здесь.

- Я не дезертирую, Бадан.

- Даже не думала пойти за Целуй-Сюда?

- Нет.

- Правда?

- Она уже взрослая. Нужно было давно понять, не так ли? Я ее опекать больше не обязана. Жаль, что не осознала это прежде, чем мы записались.

Сержант поморщился: - Не ты одна ее не понимала.

“Ах, Бадан, что мне с тобой делать? Сердце разрывается. Но жалость и любовь вместе не ходят, не так ли?”

Была ли это жалость? Она не знала. Но взяла его под руку, возвращаясь назад.

***

Его пробудило мягкое касание ветра. Очумелый Геслер заморгал, продирая глаза. Во рту было сухо, язык распух. Голубое небо без птиц, безо всего. Он застонал, пытаясь построить воспоминания. Лагерь, да-а, какой-то дурацкий спор с Буяном. Ублюдок снова видел сон: что-то демоническое быстро близится, падает с темного неба. У него были глаза как у загнанного зайца.

Они пили? Курили что-то? Или просто завалились спать - он в одной половине палатки, Буян в другой? Одна половина чистая и опрятная, вторая хуже вонючей свалки. Он жаловался. Черт, ничего не вспомнить.

Плевать. Лагерь почему-то не встает, странная тишина… и что он делает снаружи? Геслер медленно сел. - Боги подлые! Они бросили нас! - Полоса неровной почвы, вдалеке странные низкие курганы - вчера они там были? А где костры, временные укрепления?

Он услышал шорох за спиной и развернулся - от движения мозги перекатились внутри черепа, он задохнулся.

Женщина, которой он никогда раньше не видел, присела у костерка. Справа от нее Буян, все еще спящий. За ним свалено оружие и прочий их походный скарб.