Появились Раутос, Шеб и Наппет. - Мы открыли дверь, - слишком громко сказал Шеб. - Она просто скользнула вбок. Выводит наружу, на балкон - боги, мы высоко забрались!
- Хватит чепухи, - зарычал Наппет. - Мы кого-то видели на равнине. Идет. Кажется, мы столкнулись с другим скитальцем.
- Может быть, - сказал Раутос, - он знает.
- Что знает? - оскалился Шеб.
Раутос беспомощно поводил руками.
Наппет сверкнул глазами, поднял дубину. - Так где гребаный демон?
- Он не хочет нам навредить, - сказал Последний.
- Тем хуже для него.
- Не вреди ему, Наппет.
Наппет надвинулся на Последнего. - Поглядите на тупого фермера - нашел домашнюю зверушку, а? Ничего особенного - Вздох выглядит гораздо лучше.
- Демон безоружен, - сказал Последний.
- Тогда он тоже тупой. На его месте я махал бы самым большим топором, какой смог бы найти. Убил бы для начала тебя и каргу, тобой пригретую. Потом жирного бесполезного Раутоса с его глупыми вопросами.
- Ну, первым он убил бы тебя, Наппет, - гоготнул Шеб.
- Потому что я самый опасный, да. Он попробовал бы. Но я разобью ему башку одним ударом.
- Не самый опасный, - поправил Шеб, - а самый тупой. Он убил бы тебя из жалости.
- Давай пойдем готовить, - сказал Последний Асане, все еще обнимая ее мускулистой рукой. - Прости, Наппет, на тебя еды не хватит.
Наппет подступил ближе: - Попробуй меня остановить…
Последний развернулся. Кулак ударил Наппета в лицо, разбив нос. Он зашатался, кровь хлынула ручьем; об пол застучали выбитые зубы.
Палица выпала из рук. Еще миг - и мужчина тоже упал, свернувшись клубком.
Остальные выпучили глаза на Последнего.
Шеб засмеялся, но как-то осторожно.
- Идем, - сказал фермер Асане.
Они вышли из комнаты.
Шеб сказал: - Я обратно на балкон.
Раутос пошарил в тючке, достав тряпки и фляжку. Встал на колени у скорчившегося Наппета, крякнул. - Давай поглядим, что можно сделать.
***
“Предательство может остыть - холодная груда углей - и вдруг вспыхнуть снова. Что заставило меня совершать такие убийства? Они были сородичами. Спутниками. Любимыми друзьями. Как я смог? Моя жена, она хотела ранить меня… почему? Что я сделал? Сестра Горима? Это же чепуха. Безделица. Не стоит таких воплей. Она сама должна была понять.
Она ранила меня, но мне не забыть ее глаз - ее лица - она смотрела на меня, когда я забирал ее жизнь. Никогда мне не понять, почему она смотрела как та, которую предали. Это меня предали. Не я. Сестра Горима… какое она имела отношение? Я не хотел ей вредить. Так вышло. Но то, что она сделала… словно нож в сердце вонзила!
Нужно было понимать: не такой я человек, чтобы спустить. У меня есть гордость. Вот почему всем пришлось умереть, всем, что знали и смеялись за моей спиной. Нужно было дать урок… но ведь… когда все закончилось, некому было учить мой урок. Только я остался, но это не годится. Я должен был выучить иной урок. Не так ли?
Дракон ждет на равнине. Он не моргает. Однажды он моргнул - и всё исчезло. Всё и все. Больше он никогда так не сделает.
Ты моргаешь и навеки теряешь время. Ты даже не можешь понять, сколько длилось моргание. Миг - или тысяча лет? Ты даже не можешь увериться, что увиденное сейчас таково же, как увиденное миг назад. Не можешь. Ты думаешь - оно то же. Убеждаешь себя, уговариваешь себя верить в непрерывность видимого. Оно такое же, как в прошлом. Вот что ты себе внушаешь. Разум забавляется игрой в уверенность. Чтобы не впасть в безумие. Но подумай, что один миг, одно движение век - да, все мы понимаем - может изменить реальность. Закрылись веки - одно, открылись - совсем иное. Дурные вести. Поражающий душу ужас. Горе. Как долго длится миг?
Боги подлые, целую гребаную вечность”!
Глава 14
Как отразить мне безумия темный прилив
все, что я знал, что висело как мухи сухие
на паутине дней юных - сейчас восстает
свежею пеной морскою плещет в лицо
ветер навстречу мне рвется; бегу, задыхаясь,
очи горят - но явственно слышу призывы
жизни забытой, чувствую солнечный жар
сухо стрекочут цикады в зеленой траве
был я ребенком и лето текло бесконечно
дни не хотели сменяться ночами, а я поднимал
- воин, дикарь - свой героический гвоздь
дергались и колыхались миры на его острие
синем как новая сталь, и соленые ветры
не успевали точащие зубы вонзить
в спину и ребра, сделав любое движенье
мукой. Сверкали повсюду лучи золотые
тысяч судеб
а теперь - где же вы, гладкие лица
щедрых певучих дней лета, где боги
твердой рукой дикий смирявшие мир? Шелуха
вместо шелков мою устилает тропу
вместе с тобой бежим мы слепыми зверями
только прилив не обгоним, и море нас ждет
обещая
всерастворение, гибель дней юности
сломаны гвозди и ногти, и ребра болят
лето уходит все дальше, и дальше
и дальше…
Жалобы сломанного гвоздя,
Рыбак