Калит скрючилась, покрепче охватив себя обеими руками. Заиндевевшие всадники приблизились, теперь она могла видеть их лица, полускрытые змеевидными наносниками шлемов – мертвенно-бледные, покрытые глубокими багровыми порезами, хотя кровь из них не текла. Поверх кольчуг на них были мундиры – как поняла она вдруг, униформа, означающая принадлежность к какой-то иностранной армии, серо-фиолетовая, в пятнах замерзшей и запекшейся крови. Один оказался покрыт татуировками, стилизованными изображениями когтей, перьев и бус – огромный, самого варварского вида, вероятно, даже и не человек. Остальные, впрочем, были одной с ней расы, в этом она не сомневалась.
Оказавшись совсем рядом, они остановили коней, натянув поводья. Что-то притянуло внимание ошарашенной Калит к одному из всадников. С его седой бороды свисали ледяные сосульки, а серые глаза в глубоких темных глазницах напомнили ей неподвижный взгляд птицы – холодный, хищный, напрочь лишенный сострадания.
Когда он заговорил с ней на эланском, изо рта его не вырвалось ни единого облачка пара.
– Время Жнеца на исходе. Смерти предстоит лишиться нынешнего лика…
– Не то чтоб он отличался привлекательностью, – перебил солдат по правую руку от него, крупный, круглолицый.
– Помолчи, Молоток, – отрезал третий всадник, однорукий, сгорбившийся под гнетом лет. – Ты как бы пока еще и не здешний. Мы ждем, чтобы мир за нами поспел, так уж устроены видения и грезы. До тысячи праведных шагов в жизни любого смертного им нет никакого дела, о миллионах бесполезных я и не говорю. Учись терпению, целитель.
– Мы должны занять место того, кто падет, – продолжил первый бородач.
– Только на время войны, – прорычал воин-варвар, до сих пор, казалось, больше заинтересованный тем, чтобы заплести в косички грязные остатки гривы собственного скакуна.
– Жизнь – это война, Тротц, причем обреченная на поражение, – возразил бородач. – Не думай, что у нас скоро появится шанс отдохнуть.
– Но он был богом! – воскликнул еще один солдат, сверкнув зубами над раздвоенной угольно-черной бородой. – А мы – лишь потрепанный отряд морпехов!
– Видал, Застенок, до каких высот тебя вознесло? – расхохотался Тротц. – По крайней мере, башка у тебя снова на плечах. Помню, как тебя в Чернопесьем лесу хоронил – мы тогда целую ночь вокруг шарили, да так ее и не сыскали.
– Жаба сглотнула, – предположил кто-то.
Расхохотались все мертвецы, включая Застенка.
Калит увидела, что седобородый тоже чуть улыбнулся, и его орлиный взгляд вдруг преобразился – казалось, теперь он был способен, ни мгновения не колеблясь, объять все сострадание мира. Воин наклонился вперед, шарнирная лука седла скрипнула.
– Все верно, мы не боги, и на его гнилой плащ вместе с капюшоном не претендуем. Мы – «мостожоги», и задание наше – стоять на страже у Худовых врат. Последнее задание…
– Когда это мы успели на него подписаться? – вытаращил глаза Молоток.
– Сейчас узнаешь. Тем более что мы, как я уже сказал, – нижние боги, да вы тут все за давней смертью успели начисто позабыть о субординации! – «мостожоги». С чего это вас вдруг удивляет, что вы не разучились салютовать? Выполнять приказы? Выступать маршем, невзирая на погоду? – Он бросил направо и налево по грозному взгляду, несколько, впрочем, смягченному сухой усмешкой на губах. – Потому что, Худ не даст соврать, это и есть наше занятие!
Калит больше не могла сдерживаться.
– От меня-то вам что нужно?
Серые глаза снова остановились на ней.
– Дестриант, уже сам этот титул означает, что тебе предстоит общаться с нам подобными – за неимением Худа, которого ты называешь Жнецом. Ты видишь в нас Стражу у его Врат, но мы – нечто большее. Теперь мы стали – или вот-вот станем – новыми судьями, и пробудем ими столько, сколько потребуется. Среди нас есть рукопашники, чьи бронированные кулаки исполнены самой грубой силы. Есть целители и маги. Убийцы и лазутчики, саперы и конные лучники, копьеносцы и следопыты. Трусы и храбрые, непоколебимые воины. – Его губы дернулись в полуулыбке. – И мы обнаружили множество самых неожиданных… союзников. В своих многочисленных обличьях, Дестриант, мы станем большим, чем Жнец. Мы не судим свысока. И не безразличны. Видишь ли, мы, в отличие от Худа, еще помним, что такое жизнь. Мы помним все до единого мгновения страданий и отчаянной нужды, помним, как это больно, когда все твои мольбы не приносят ни малейшего облегчения, когда любые просьбы остаются без ответа. Мы здесь, Дестриант. Когда иного выхода у тебя не будет, призови нас.
Окружающий Калит ледяной мир, казалось, покрылся трещинами, она пошатнулась, когда внутрь ей вдруг хлынуло тепло. Благословенное тепло – или нет,
– Я… не так представляла себе смерть.