Тело Оноса Т’лэнна разорвали на куски, мясо соскоблили и разбросали повсюду. Кости раскрошили, череп раздробили. Воины барахнов ввосьмером попытались сломать кремневый меч, но не смогли. В итоге они бросили его в костер, сложенный из навоза, Тленовой одежды и мехов, а когда все прогорело, всей толпой помочились на обуглившийся камень, ожидая, что тот рассыплется. Этого не произошло, но надругательство свершилось.
Глубоко внутри Бакала разъедал гнев, но даже ему не под силу было справиться со сгустком вины, образовавшемся в самом сердце. Бакал чувствовал ладонью рукоять своего кинжала и мог поклясться, что проволочная обмотка отпечаталась там навечно, словно тавро. Его тошнило.
– В нашем лагере есть его соглядатаи, – еле слышно произнес воин, стоявший рядом. – У многих сэнанов жены из племени Барахн. И не только. Жена Столмена, ее мать – тоже. Нам известно, что будет с Хетан, и Марал Эб не даст нам идти вперед него. Он нам не доверяет.
– И правильно делает, – ответил Бакал.
– Если бы только нас было больше, а их – меньше.
– Согласен, Страл.
– Мы что-нибудь скажем Военному вождю? О враге, которого описывал Онос Т’лэнн?
– Нет.
– Тогда он поведет всех нас на смерть.
Бакал сурово поглядел на воина.
– И отправиться в Летерийскую империю, как говорил Тлен, – сказал Страл. – Принести извинения и помириться с акриннаями.
– Да.
Они снова замолчали, и взгляд неизбежно вернулся к окружавшей их картине. Разорванный вождь, следы бескрайней жестокости и глумления. Что за унылое утро! Что за про́клятая земля! Вороны приземлились и, поклевывая, скакали туда-сюда.
– Ее обезножат, а отпрысков убьют, – произнес Страл и тут же сплюнул, чтобы очиститься от этой грязи. – Еще вчера, Бакал, я бы принял в этом участие. Мы бы все овладели ей по очереди, а чей-то нож перерезал бы гладкую шею ее детенышам. А теперь погляди на нас. Во рту пепел, в сердцах пыль. Что случилось? Что он с нами сделал?
– Показал нам бремя честного человека. И да, Страл, оно тяжкое.
– Он жестоко воспользовался тобой, Бакал.
Бакал посмотрел на распухшую руку и покачал головой.
– Я подвел его. Я не понял.
– Тогда и мы все тоже его подвели, – проворчал Страл.
Возразить на это Бакалу было нечего.
– И мы еще считали его трусом… – пробормотал он.
У ворон вовсю шел праздник.
С одних дорог сойти легче, чем с других. Многие вели к будущему, но приводили только в прошлое. Некоторые, наоборот, вели в прошлое, дабы возродить его, но оказывалось, что прошлое совсем не такое, каким представлялось. Можно было идти по ним в поисках друзей, но встретить лишь незнакомцев. Можно было желать попутчиков, но найти только жестокое одиночество.
Есть дороги, на которых чувствуешь себя паломником – зная, что в конце пути внутренне переродишься.
Также есть дороги, которые никогда не кончаются, и тогда паломничество превращается в бегство от спасения, и весь груз нужно нести обратно – туда, откуда начал.
Капля за каплей, кровь обращалась в землю и потертый камень. Капля за каплей, открывалась Галланова дорога. Шаг за шагом, борясь с лихорадкой, Йан Товис, королева шайхов, вела за собой тысячи потерянных и безнадежных душ. Тени вокруг сгущались, образуя непроглядную тьму, но Сумрак шла вперед.
Беженцев выкашивал голод, преследовала жажда. Скот испуганно блеял, спотыкался и умирал. Сумрак забыла, что выбрала этот древний путь, чтобы облегчить путешествие и незаметно пересечь королевство Летер. Забыла, что с него нужно сойти, а теперь уже было слишком поздно.
Эта дорога была не просто дорогой – рекой, чье течение крепко держало то, что в него попало, и все ускорялось и ускорялось. С ним можно было бороться, но только чтобы в итоге утонуть.
Капля за каплей Сумрак питала реку, и дорога несла их вперед.
Она не верила во все это. Внезапное благословение, божественное искупление мимолетны, но кружат голову и пьянят, как наркотик, и после них хочется только бежать, ведь живой, трезвый мир меркнет в сравнении с чудом.
Она не пророк. Но им был нужен пророк. Она не святая. Но они молили ее о благословении. Она не обещала привести их к величию. Но они шли за ней беспрекословно.
Ее кровь не была рекой, но как она текла!
Ощущение времени пропало. Ничто не отмечало ни рассвет, ни полдень, ни закат. Кругом тьма – и спереди, и сзади, в потоках затхлого воздуха, в привкусе пепла, в запахе горелого дерева и раскаленного камня. Как долго они идут? Неизвестно.
А народ за спиной падает. И умирает.