Пыль дорог

Малиновка обиделась. Нет, ну где это видано – хозяин леса какому-то приблуде уделяет больше внимания, чем ей? Обиженно заверещав, птичка принялась теребить хозяйское ухо с новой силой.

– Извини! – тихо буркнул хозяин леса «приблуде» и повернулся к птичке: – Чего тебе?

Малиновка гордо клюнула его в нос.

– Это все?

Теперь выдернуть волосинку. От его шевелюры не убудет – и так волосатый, как волк, – а знающие птицы говорят, что, если вплести волос хозяина леса в гнездо, ни один хищник не разорит.

Скребнув напоследок лапкой по плечу в знак благодарности, Кая взмыла в воздух, удерживая в клюве ценное приобретение.

Мужчина осуждающе вздохнул и повернулся к замершему в удивлении менестрелю:

– Так как, ты говоришь, надо руку держать?

Найрид, проводив взглядом птичку, вздрогнул и перевел взгляд на собеседника:

– Кто ты?

Мужчина хохотнул:

– Я же вроде называл свое имя. Амансио меня зовут.

– Я спрашиваю не об имени, – мотнул головой бард. – Кто ты есть, что тебя не боятся птицы? И звери, – внезапно осипшим голосом добавил он, разглядев, как возле ноги Амансио образовалась небольшая кротовина и в ладонь мужчине ткнулась, требуя ласки, мордочка слепыша.

– А какая разница? – беспечно рассмеялся Амансио. – Я ведь извинился за то, что без спросу взял твою гитару, так имеет ли значение, кто я?

– Пусть так, – кивнул Найрид, – вот только зачем она тебе понадобилась, я тоже не понял.

Тут уже Амансио не сдержался.

– А я виноват, что Амаранта на меня не смотрит? – взорвался он. – До свадьбы улыбалась, говорила, что любит только меня, а теперь… Я уж и цветы ей из дальних лесов приносил, и зверей приводил таких, каких в Гьерте отродясь не видели. Думал, может, музыка ей понравится, но, честно говоря, не пойму, как на этом можно играть.

– А ты не пробовал просто сказать ей, что ты ее любишь? – перебил его менестрель.

– Я все пробовал, – махнул рукой Амансио, но тут его словно что-то озарило, и он потрясенно уставился на музыканта: – Что? Просто сказать?

Музыкант улыбнулся в ответ.

Каренс, как и полагается порядочному мошеннику, проснулся ближе к полудню. Причем, что стало доброй традицией, проснулся не сам: в тот сладостный миг, когда сон наиболее чуток и кажется, что страна дремы находится везде и всюду, в комнате раздался гитарный перебор, окончательно разбивший хрупкую вазу сна и показавшийся джокеру воплощением его самого страшного кошмара.

Тихо застонав, ученик менестреля перевернулся на бок, медленно сел на кровати и злобно уставился на учителя. Тот, не замечая кровожадных взглядов, еще пару раз провел пальцами по струнам и принялся крутить колки, подстраивая инструмент.

– Ты ее все-таки нашел? – горестно вопросил мошенник.

– Ага, – выдохнул Найрид, любовно проводя ладонью по тонкому грифу. – Учиться будешь?

– Великий дух, за что мне это? – скорбно поинтересовался Каренс, воздев черные очи к потолку.

Потолок остался безучастен к его страданиям.

Малиновка как раз закончила вплетать в гнездышко волосок, похищенный у хозяина леса, когда взору ее предстало новое, еще более поразительное зрелище: Амансио примирился с Амарантой и теперь спокойно разговаривал с давешним «приблудой». Хозяин леса – а с каким-то смертным, словно с лучшим другом, общается. Нет, это просто уму непостижимо! Кая выдала длинную трель, смысл которой сводился к тому, что мир катится ко всем лисам, а жизнь – такая странная штука, что порядочной малиновке ее не понять. А если к этому добавить, что хозяин леса вручил «приблуде» кошелек со словами: «За урок музыки»? Приблуда отказывался, но в конце концов взял. Это ж вообще! Нет, мир явно катится, даже не к лисам, а к совам. На метания Каи обратил внимание только сам хозяин. Даже Амаранта ни слова не сказала. Нет, ну в самом деле, куда это годится?

По словам Амансио, если идти на восток, часа через два можно выбраться из леса. Правда, если менестрелю не изменяла память, в той стороне начинались земли герцога Доргалийского, а там никогда особо не привечали ни мошенников, ни бродячих музыкантов. Но выбирать особо не приходилось. «К тому же, – рассудил Найрид, – в последний раз я бывал в тех краях лет шесть назад. Глядишь, что-то изменилось за прошедшее время».

Изменилось если не все, то очень многое, – Найрид понял это еще на входе в город. Стражники на воротах так тщательно рассматривали с трудом возвращенную гитару, что у менестреля возникло нездоровое подозрение, что они попросту никогда не видели подобного инструмента. Музыкант всерьез задумался, стоит ли вообще посещать этот город.