– О, это была печальная история о любви и ненависти, отваге и предательстве.
– Вот только не надо пересказывать мне содержание своих баллад, – недовольно скривился мошенник. – Коротко и по теме, пожалуйста!
– Если коротко и по теме, – ухмыльнулся менестрель, – я поведал о том, как злобный коварный и ужасный темный эльф вырезал по пьяни половину табора.
– Ты с ума сошел? – выдохнул потрясенный мошенник. – Ты вообще думаешь, что говоришь?
Менестрель усмехнулся:
– Зато теперь я точно знаю, что Остан, эта бездарность, сюда еще не приходил – это ж его баллада, я ее всего лишь в прозе пересказал.
– Знаешь что? – не выдержал шулер.
– Что?
– Ты – идиот!
Найрид, успевший за время разговора набрать охапку хвороста, только хмыкнул:
– И это вместо благодарности?
– А что ты хочешь? – поморщился эльф, потирая ноющие ребра. – Благодаря тебе я теперь уже никогда не смогу прийти в Септиан.
Музыкант, ломая тонкие ветки, насмешливо фыркнул:
– По-твоему, если бы тебя повесили, ты мог бы заглядывать сюда каждый день?
Не дождавшись ответа, он принялся рыться в кошельке на поясе, выискивая огниво.
Еще несколько минут прошло в гробовом молчании – и рядом со спутниками разгорелся небольшой костерок. Каренс вздохнул и протянул ладони к огню: есть хотелось дико, но не просить же, в самом деле, у Найрида – и так из беды вытащил.
– Голоден? – тихо поинтересовался менестрель, подтягивая к себе брошенную возле гитары сумку.
– А есть что-нибудь? – оживился джокер.
Найрид вытащил из сумы еду, оставшуюся с позавчерашнего дня: запастись провизией в Септиане не было никакой возможности. Кусок хлеба да фляжка родниковой воды – вот и все, что составило ужин. Да и тем пришлось поделиться.
Перекусив, мошенник благодарно кивнул Найриду и снова поморщился: ребра болели так, что хотелось выть в полный голос.
Менестрель как раз прятал в сумке недопитую флягу:
– Что случилось?
– Да так, – скривился Каренс, – ничего особенного. Со стражниками плотно пообщался.
– А лечить тебя, конечно, мне! – засмеялся менестрель, вытаскивая из кошелька на поясе небольшой флакончик. – Нет, сперва тебя спаси, потом накорми, потом вылечи – знал бы, что так дорого обойдешься, задержался бы до утра, а потом распродал висельника на реагенты алхимикам!
Мошенник, в очередной раз скривившись, подхватил переброшенный пузырек в воздухе и, раскупорив, поинтересовался:
– И с чего это ты такой добрый? И спас, и помог – я тебя прям не узнаю!
Светло-зеленый дымок, выскользнувший из флакончика, застыл удивленным вопросительным знаком.
– Ну, – хмыкнул менестрель, – если я скажу, что мы вместе выросли и я тебя пожалел, ты наверняка не поверишь. Что бы придумать? О, идея! Ты мне на день рождения, когда мне исполнилось пять лет, конфету подарил, вот я и расплачиваюсь.
– Надо же, – задумчиво прищурился эльф, наблюдая, как дымок, определившись наконец с пациентом, скользнул к нему в рукав. – Такая помощь за какую-то конфету, да еще надкусанную. Надо было две подарить. Глядишь, еще бы чем помог.
Найрид усмехнулся и внезапно вспомнил:
– Стоп! Я ж тогда с тобой рассчитался! На стреме постоял, когда ты яблоки из сада тырил. Значит, конфета не пойдет.
– Как придумаешь новую версию, скажешь, – ухмыльнулся мошенник, поудобнее устраиваясь на расстеленном плаще. Конденсированное заклинание начинало работать, и боль медленно покидала измученное тело.
Менестрель тоже лег и, уже закрыв глаза, услышал сквозь сон:
– Совсем забыл: спасибо.
Утро встретило Каренса пинком под ребра. Причем пинком весьма ощутимым. Мошенник подскочил на месте и, резко усевшись, принялся озираться по сторонам. В голове крутилось нездоровое подозрение, что септианская стража передумала и решила-таки его выловить.
Какого же было удивление, когда, продрав глаза, шулер разглядел, что рядом с ним стоит всего-навсего нагло ухмыляющийся менестрель.
– И?.. – мрачно поинтересовался мошенник, вновь ложась на землю и переворачиваясь со спины на бок. – Это вместо доброго утра?
– А тебе не понравилось? – хмыкнул менестрель. – Могу повторить, может, тогда проникнешься.
– Да иди ты, – отмахнулся мошенник, переворачиваясь на другой бок.
Менестрель вытряхнул на угли, оставшиеся от костра, последние капли из фляги: насколько он помнил, в нескольких часах хода от места ночевки протекал небольшой ручеек. А к полудню можно и до следующего города дойти.
– Я-то пойду, – рассмеялся он. – А ты здесь останешься?
– Не понял? – Каренс резко сел. – Что значит «останешься»?
– То и значит. Я дальше иду. Хочешь – оставайся.
– Джальдэ![5]
– Это ты обо мне? – не удержался от подколки Найрид.
Мошенник гордо промолчал.
Ближе к полудню в ворота вольного Тиима вошли двое мужчин. Один точно был темным эльфом, о расовой принадлежности второго могли, пожалуй, поведать лишь его родители.
Вошли они в город вместе, но шагов через десять расстались: менестрель направился к дверям расположенной у самых стен города таверны – в помещении проще играть, чем на улице, – ну а мошенник, махнув на прощание рукой, скрылся в кривых закоулках. Каждого ждала своя работа.