Путин. Его жизнь и время

Однако косметические изменения остались неизменными. Когда предлагалось предоставить судам большую свободу действий при назначении наказания, советские правоведы возражали. По их мнению, Уголовный кодекс точен и должен применяться безоговорочно. Путин согласился. Он часто цитировал латинскую поговорку из курса римского права: Dura lex, sed lex – «Закон может быть суров, но это закон". Если закон плох, его нужно исправить, и в этом заключается роль парламента. 'Но закон должен быть соблюден. Иначе все пойдет насмарку». Однако это не исключало судебных ухищрений - "юридических тонкостей", как назвал их один из его преподавателей, - если закон в его нынешнем виде не мог выполнить задачи, поставленные партией.

Путин впитал эти принципы. Он часто ссылался на уроки, полученные на юридическом факультете. В последующей жизни ничто из того, что он делал, не свидетельствовало о том, что он всерьез сомневался в предпосылках, на которых строилось советское уголовное право.

Иное дело - гражданское право. В семейных спорах государственные интересы затрагивались редко, и суды, как правило, выносили решения, свободные от политических соображений. Дела, связанные с жилищными и трудовыми вопросами, были сложнее, поскольку в них могли вмешаться местные власти или директора заводов. Но исход дела не был предрешен, как в случае прямого участия государства. Однако и здесь существовали ограничения на роль юриста, получившего советское образование. Кай Хобер, который в 1990-е годы вел переговоры с Путиным по юридическим вопросам, связанным с иностранными инвестициями, вспоминал: "У нас не было дискуссий между юристами, я имею в виду сложные дискуссии по юридическим вопросам". Вместо того чтобы обсуждать юридические моменты, Путин просто выполнял данные ему инструкции.

Такое отношение к праву как к винтику в институциональной машине подкреплялось тем, как оно преподавалось. Не было никаких попыток привить критическое мышление или умение приводить аргументированные доводы, никаких сократовских вопросов и ответов, чтобы выудить у студентов их идеи. Вместо этого от студентов ожидалось заучивание, чтобы выдать "правильный ответ, тот ответ, который нужен преподавателю". Американский студент по обмену, проучившийся год на Ленинградском юридическом факультете вскоре после ухода Путина, сказал, что он напоминает ему американскую среднюю школу. Нам рассказывали факты, а на экзаменах от нас ожидали, что мы их изложим, но не с анализом, не с различными интерпретациями.

Эта тенденция усилилась после 24-го съезда партии СССР в 1971 г., который одобрил брежневскую программу разрядки отношений с Западом, но в то же время, чтобы предотвратить возможные нежелательные побочные эффекты, призвал усилить борьбу с влиянием западных идей. На юридическом факультете это вылилось в крестовый поход против "буржуазной правовой идеологии". Студенты должны были засыпать свои рефераты соответствующими цитатами из Ленина. О тех, кто проявлял недостаточный энтузиазм, докладывали декану или комсомольцам. Путин впоследствии утверждал, что почти не заметил брежневского "закручивания гаек". Другие вспоминали атмосферу как гнетущую.

Преподавание велось в основном на лекциях, не в последнюю очередь потому, что студентам было практически невозможно купить учебники, если только они не узнавали заранее о поступлении партии в книжный магазин и не приезжали туда до распродажи. Большинство преподавателей просто зачитывали свои конспекты, причем делали это достаточно медленно, чтобы студенты могли дословно их переписать. Преподаватель Фулбрайта, посетивший юридический факультет, язвительно написал на сайте , что «конспекты профессора становятся конспектами студента, не проходя через сознание ни одного из них». Отношения между преподавателем и студентом, как и в большинстве российских учебных заведений, были жестко иерархическими. Студенты вставали, когда приходил профессор, а если опаздывали, то должны были ждать на улице - особое испытание для Путина, который, казалось, врожденно не мог приходить вовремя. Очень часто к ним относились как к детям, "социально инфантильным", как выразился один пожилой профессор.