Пути неисповедимых

Несмотря на то, что между нами было, расстались мы достаточно холодно… да и вряд ли у него даже до ссоры были какие-то светлые романтические чувства. Я сама относилась к нему как к близкому другу, и немного как к объекту для первых опытов, с которым было забавно попереглядываться, поцеловаться иной раз… но это было только до той резкой вспышки страсти. После такого говорить о дружбе было невозможно, просто смотреть друг на друга и не думать о том, что было… не знаю, как для него, но для меня это было сложно. Я не понимала, что со мной случилось и почему именно с ним это произошло, а непонимание вызвало лишь отчуждение и холодок в отношениях. Даже если бы между нами и не произошло той ссоры, я все равно бы постаралась быть как можно дальше от Арланда, устранила бы всякую близость из-за этого непонимания.

Только сейчас все это сгладилось, и я волнуюсь за него так же, как волновалась раньше, и мысли о том, что с ним могло что-то случиться, приводят меня в ужас. Самое страшное было то, что я не могу никак связаться с инквизитором, не могу проверить свои подозрения… единственное, что я могу, это на нервах выкуривать по несколько трубок в день, пока кто-нибудь не отберет у меня единственное сокровище и не спрячет «для блага моего же здоровья».

Собственно, как-то так и прошло все время: для меня в учебе, для Люциуса в извращенном веселье, для Леопольда в общении, а для Дейка в долгожданном отдыхе.

10. Осколок души серафима

Я заявила, что сегодня не буду прыгать козой по поляне, сославшись на обострившееся женское ежемесячное недомогание, и заперлась в своей комнате.

Проверять мои слова никто не стал, но Кудеяр, и не думая давать мне поблажек просто из-за того, что я женщина, отвел мне ровно час на то, чтобы я уняла боль с помощью заклинаний, которым он меня научил. После этого часа я должна быть на поляне, готовая к занятиям с посохом.

Впрочем, никаких недомоганий на самом деле не было, и потому я решила провести этот час в своих мыслях, отдыхая от всего.

Усевшись в кресло на балконе, я набила трубку табаком, который сама смешала из разных целебных и не очень растений, и закурила.

Балкон в моей комнате был не застеклен и выходил к лесу, а не к поляне перед домом, как во всех остальных комнатах. Никто не мог увидеть меня здесь, так как никто не ходил за терем. Этот балкон — мой личный шанс побыть в одиночестве.

Именно сегодня мне вдруг захотелось этого одиночества, захотелось вырваться из всего того, чем я жила последнее время. Появилось такое чувство, что все это уже не мое, что это не нужно. Как будто не только занятия с Кудеяром исчерпали себя, дали мне все, что могли дать, и теперь подошли к концу, но и вообще все остальное…

Все казалось сном, казалось, что даже вчерашний день был в далеком прошлом. Я не хотела к этому возвращаться, хотела нового, свежего… как прохладный ветер, кружащий вокруг леса и приносящий на балкон свои запахи.

Это было странное чувство. Оно лежало на душе мертвым грузом, давило, как будто изменяя ее под своими тяжелыми формами. Я ощущала желание перемен, я чувствовала в себе силы для них. Те самые силы, которые воспитывались во мне на протяжении двух месяцев моими учителями и на протяжении многих месяцев жизнью здесь, но созрели окончательно только сегодня.

Уйдя в себя, чтобы понять свое состояние, я смотрела на верхушки сосен. Чтобы их увидеть, приходилось поднимать голову к сероватому… скорее даже серебристому небу. Оно немного слепило глаза блеском скрывающих солнце облаков.

Неожиданно прямо из темного леса в это небо вылетела огромная черная птица.

Я еще не вышла из своих рассуждений о колоссальных переменах, потому эта птица, так быстро взлетевшая в небо и нарушившая его чистую гармонию, стала для меня каким-то жутким знаком грядущей судьбы.

У меня по всему телу прошла дрожь, я судорожно вдохнула побольше свежего воздуха в как будто зажатую волнением грудь.

Птица с настораживающей целенаправленностью полетела в мою сторону, чем еще больше меня удивила.

Ничуть не испугавшись человека, она уселась на перила балкона и посмотрела на меня своими поразительно осмысленными желтыми глазами.

— У-ху, — сказала она, чуть вздрогнув.

Я, с лицом, искаженным ужасом от неестественности происходящего, уставилась на птицу и вжалась поглубже плетеное кресло.

Пернатое продолжало смотреть на меня, я смотрела на него, и это продолжалось несколько секунд, пока я не пришла в себя и не успокоилась.

Когда шок прошел, мне показалось забавным то, что птица сама прилетела на мой балкон, сидит тут с важным видом, да еще и ухает на меня.

Улыбнувшись непонятно чему, я встала с плетеного кресла, на котором сидела, и подошла к бортику балкона, чтобы посмотреть, улетит ли странная птица, если я приближусь.

Неясыть при первых же моих шагах распушила перья и предупреждающе зашипела на меня, переступив лапами.

Я остановилась и выжидающе уставилась на сову. Она, замерев в одной позе, тоже уставилась на меня.

Мы смотрели друг на друга еще несколько минут и я, неожиданно для себя, стала узнавать эту птицу.