Пути неисповедимых

Первым делом мы уложили Кудеяра в постель и вызвали лекаря, который, только увидев пациента, сказал, что понятия не имеет, как таких лечить, и ушел. В итоге нам пришлось справляться самим.

По очереди дежуря у постели царевича, мы смогли, наконец, вымыться и привести себя в порядок. После того, как помылись и оделись в чистое, занялись уже Кудеяром, который так и не пришел в себя.

Дейк полчаса отмачивал его в бадье с горячей водой, потом, кое-как дотащив вместе с Леопольдом до кровати, позвал меня, и я стала заниматься оставшимися ранами и обнаружившимися, слава богам, легкими переломами в не самых важных местах.

Таким образом, мое познание лекарской магии началось с практики. Я, трясясь от страха, сращивала бедолаге порванные уши, лечила ожоги и ранки, которых мы раньше или не заметили за грязью, или на них не хватило мазей.

Это лечение заставляло меня ужасно нервничать, так как раньше я ничем подобным не занималась и боялась, что сделаю что-то не так.

Конечно, мне можно было не мучиться, оставить все так и сказать, что само заживет. Но в таком случае Кудеяр проснулся бы жутким уродом и ему пришлось бы всю оставшуюся жизнь ходить, закрывая лицо и тело. А после моей хоть первой, но на удивление качественной работы не оставалось никаких больших шрамов, а лицо было почти чистым.

Я провозилась с царевичем до вечера и под конец дня – впервые за последний месяц – была совсем без сил. Дейк сказал, что сам будет отпаивать Кудеяра зельями, чтобы наркотик вышел из тела, а меня отправил ужинать и спать. Я, конечно же, согласилась.

На следующий день все было еще хуже, потому что Кудеяр пришел в себя. От слабости он не мог даже подняться, только открывал глаза и смотрел на нас помутневшим взглядом, не понимая, почему ему так плохо. У него была высокая температура, бешено билось сердце, бедняга бредил, вспоминая все самые кошмарные моменты своей жизни… О его печальной биографии мы узнали достаточно много, Леопольд один раз даже прослезился от жалости.

Постоянные драки с отцом, который словно ненавидел сына, равнодушие матери, которая больше любила дочерей, ненависть окружающих его сенари… Кудеяру было ох как не просто. Похоже, Саша и Мафусаил были единственными, кто никогда не причинял ему боли.

В тот день мы вчетвером, включая Жиихад, сидели у кровати Кудеяра и, если не отпаивали его чем-то, то скрещивали пальцы. Казалось, что в любую секунду он может затихнуть и для него все кончится… Но этого, слава всем богам, не произошло.

К утру следующего дня царевич уснул и очнулся вновь только в полдень. Он по-прежнему был слаб, но теперь мог говорить, правда, несвязно. Смог немного поесть, постоянно просил воды.

Только на третье сутки у Кудеяра начался, что называется, отходняк. Он с трудом мог вставать, говорил что-то иногда, но в основном метался между умывальной и кроватью, так как его ужасно рвало. К вечеру опять поднялась температура и царевич начал бредить.

На четвертый день Кудеяр почти пришел в себя, сам ходил и даже спустился вниз, чтобы позавтракать, хотя съел совсем немного. Насчет питания надо было что-то придумывать, потому что за какие-то пять дней Кудеяр из красивого юноши превратился в скелетоподобное нечто, а нам его со дня на день надо было сдавать сестре и дядьям. В итоге я нашла в дневнике Маггорта рецепт какого-то бульона, который получался негустым, но достаточно сытным и питательным, и стала отпаивать им царевича, не забывая и про настойку из его трав, прочищающих странный организм.

Наконец, Кудеяр созрел для конструктивного разговора и спросил, что же с ним случилось. Как оказалось, он ничего не помнил с того момента, как нас остановили на мосту. Мы решили не рассказывать ему всей правды, то есть о том, что он перерезал целый город гоблинов. Конечно, муки совести еще никогда не были лишними, но сейчас царевичу нельзя было переживать, ему и так много досталось. Тем более, его насильно опоили той дрянью, он был не в себе и не мог себя контролировать, следовательно, его вины нет и муки совести необязательны. Будет еще всю жизнь считать себя виноватым… уж знаю принципиальность этого царевича, можно наверняка сказать, что будет. О таких вещах все же лучше не знать.

На пятые сутки Кудеяр потребовал, чтобы мы продолжили путь, так как он якобы почувствовал себя здоровым. Но зеленоватый цвет кожи и болезненный блеск в глазах говорили об обратном, как и то, что царевич, если долго не лежал, просто падал в обморок, где стоял. А лежать этот идиот, конечно же, не желал, ибо он Кудеяр, величайший темный маг, сын сильнейших мира сего…

Как-то я зашла в его комнату, чтобы проверить, все ли в порядке, и увидела такую картину: Кудеяр лежал на письменном столе, опять случайно отключившись, в руке у него было перо, а рядом уже написанные письма. Укрыв царевича одеялом, я не удержалась и прочла их.

В одном письме он предупреждал сестру о том, что задерживается, потому что «немного приболел» и не хочет заразить ее. В другом, как оказалось, Кудеяр писал своей матери. Это было интереснее…