Пути, которые не избираем

Наконец мы остановились перед Херном Охотником, и выглядел он совсем не похоже на небольшое, слабое существо, что я знал в Переулке Крыс. Тот Херн был на несколько веков старше, скрюченный, а сила его иссякла от неустанного наступления цивилизации, двигающейся через огромные цветущие земли Англии. Этот Херн был Бытием и Мощью, богом природы в своей первобытности и в своей стихии, и его широкий, волчий оскал давал понять, что нам было позволено добраться до него только с его позволения. Мы были в его власти. Он все еще был приземист и уродлив, тяжел и развит, как животное, но тело его было здоровым и божественно сильным. Огромные бараньи рога закручивались над его низким лбом на огромной львиной голове, а в глазах была жаркая ликующая угроза хищника.

В нем была сила и энергия, которые пылали как горн, и от одного взгляда на него, становилось понятно, что он мог бежать весь день и всю ночь, ни разу не устав, и по–прежнему разрывать добычу на части голыми руками в конце охоты. Его темная загорелая кожа была покрыта волосами столь густыми, что выглядели почти мехом, а вместо ног у него были копыта. Он был Херном Паном и смехом в лесу. Волынщиком у ворот восхода и существом с окровавленным ртом, которое бросалось на бесконечный поток жертв. Его непоколебимая улыбка обнажала острые большие зубы, созданные разрывать. Он вонял потом, дерьмом и мускусом животных и как раз пока мы наблюдали за ним, он небрежно мочился на землю между своих ног, терпким кислым запахом, встревожившим животных вокруг него. Они зашевелились и стали бить копытами. Их бог помечал свою территорию.

Это не был Херн, которого я знал или ожидал увидеть, и я боялся его. Его терпкий запах пробудил во мне старые атавистические инстинкты. Я хотел с ним драться, или бежать от него, или кланяться и поклоняться ему. Я был далеко от дома, в чужеродном месте, и чувствовал своей кровью, костями и потом, что никогда не должен был приходить сюда. Это был Херн — дух охоты и погони грубой животной силы, которая правит жаждой хищности в природе, капающей вместе с кровью с зубов и когтей. Он был дикостью лесов и триумфом сильных над слабыми. Он был всем тем, что мы оставили позади, когда вышли из леса, чтобы стать цивилизованными.

И я думал приехать сюда обмануть или запугать его для оказания мне одолжения? Должно быть я спятил.

Херн Охотник сидел в насмешливом величии на огромном зубчатом троне, сделанным из старых бесцветных костей. Меха и скальпы свисали с ручек трона, с некоторых из них все еще капала свежая кровь. Там были связки зубов и когтей, а также, сувениров и трофеев с прошлых охот, слишком многочисленные, чтобы сосчитать. Сьюзи резко склонилась поближе зашептать мне в ухо, и я чуть не выпрыгнул из своей кожи. Выражение ее лица было столь же холодным и бесстрастным, как всегда, а голос звучал успокоительно уверенным.

Кажется, Марцел и Ливия нашли свой путь сюда, на удивление легко, — прошептала она. — И ничего из этого, кажется, не вызвало в них ни удивления, ни шока. Подозрительный человек мог бы решить, что они были здесь прежде. Знаешь, еще не слишком поздно, чтобы я стреляла и взрывала все, что движется, пока мы достойно, но поспешно отступим.

Думаю, что мы прошли «не слишком поздно», когда вошли в лес, — сказал я, спокойно. — Так что давай оставим убийство и нанесение увечий в качестве последнего средства. Кроме того, мы не добьемся помочи от Херна, расстреливая его Суд.

Знаете, я ведь не глухая, — встряла Ливия. — Так вышло, что мы с мужем бывали здесь и раньше, много раз.

О, да, — сказал Марцел. — Много раз. Мы давно знаем бога Херна, а он знает нас.

Видите ли, мы не были проданы в рабство за долги бизнеса, — сказала Ливия, улыбаясь действительно неприятной улыбкой. — Это было скорее связано с Характером нашего бизнеса.

Мы продавали рабов Хорну, — сказал Марцел оживленно. — Покупали их на вполне законных основаниях на рынке, а затем приводили их сюда, в дремучий лес, чтобы стать добычей для Дикой Охоты. Видите ли, они очень любят гоняться за человеческими жертвами. Отчасти это месть за вырубку леса для строительства их деревень, ферм и городов, но главным образом потому, что ничто не бежит лучше или более отчаянно, чем преследуемый человек. И до поры до времени все было в порядке. Мы обеспечивали товар по приемлемой цене, Суд пользовался им для охоты, и все были счастливы. Ну, кроме рабов, разумеется, но никто не заботится о рабах. В этом и суть. Но одной холодной зимой была отчаянная нехватка рабов, и цены подскочили до небес. Поэтому мы с Ливией стали похищать людей с улиц. Ни одного, кого бы заметили или хватились, только слабых глупых и бедных.

Только их хватились, — сказала Ливия. — И кто–то поднял суматоху, всегда найдется тот, кто сует свой нос не в свое дело, и были привлечены легионеры. Они застукали нас на месте преступления.