— Доказательств? Сколько угодно. Едва вспыхивал свет, за которым следовала холодная ванна, мышка сворачивалась, как бы застигнутая холодом. Иначе реагировала она на звонок, который воспринимала как теплую ванну. Зверек спешил растянуться и лечь на живот… Мне кажется, что эта методика ничего нам не даст, — неожиданно закончил Слоним. — В природе не бывают столь короткие смены температуры, оттого и опыты не приводят к образованию прочной временной связи.
Доводы казались справедливыми, и Быков уступил.
— Тогда займитесь собаками. Выработайте у них временные связи на теплообмен, затем удаляйте кору…
Слоним изнемогал в Ленинграде, он тосковал по Сухуми, по своим зверям, жаль было себя и бесцельно потраченного времени. Несколько раз он пытался заговорить об этом с Быковым, и вдруг счастливое событие рассеяло тоску и печальные думы ассистента: его увлекла необычайно интересная тема.
Началось с протеста. Ассистентка Ольнянская, маленькая женщина с серыми глазами, усомнилась в том, достаточно ли безупречны опыты с теплообменом, проведенные в Сухуми. Ее собаки, например, не склонны повышать свой обмен на холоде и снижать его в тепле. Слоним может считать добытые им факты бесспорными, она их не признает.
Первые подозрения возникли у нее случайно. В лаборатории, где ставились опыты, испортилось как-то паровое отопление. В помещении стало холодно, температура все более и более падала, а газообмен у собак оставался прежним. Животные потребляли столько же кислорода, сколько и в те дни, когда отопление было исправно. Разве не очевидно, что окружающая температура внешней среды не находится в связи с обменом веществ в организме?
— Извините меня, — сказала Ольнянская, — я, возможно, огорчила вас, но справедливость прежде всего.
Таково ее правило, ничего не попишешь. Надо знать Регину Павловну: она верит только собственным глазам, никакие заклинания на нее не подействуют.
Слоним не стал ей возражать. Он не мог не прислушаться к голосу ассистентки, проведшей недавно серьезную работу по газообмену. Ее подозрения напомнили ему его собственные сомнения, не раз возникавшие в Сухуми. Особенно запомнилось одно из них, связанное с неудавшимся опытом. Случилось, что тепловой агрегат, нагретый до пятнадцати градусов, разладился и обезьяну много раз приходилось выводить и вновь сажать в клетку. Когда вслед за тем температуру повысили с пятнадцати до двадцати пяти градусов, организм почему-то не снизил обмена, словно не ощутил перемены. Были и другие подобные случаи, о которых Слоним вспомнил сейчас.
— Поставим с вами опыт, — предложил он ассистентке, — и проверим. Посмотрим, что выйдет у нас.
— Посмотрим, — согласилась она.
Пусть только Слоним не обольщается, она будет строга, наука не терпит компромиссов.
Решено было проверить, действительно ли животное и в холоде и в тепле сохраняет одинаковый обмен!
Опыты проходили в следующем порядке: собаку вводили в помещение, нагретое до двадцати двух градусов, и в продолжение пяти часов измеряли ей температуру, количество поглощенного кислорода и выдыхаемой углекислоты. В комнате было жарко, и собака, растянувшись, лежала на полу. Газообмен у нее падал, температура тела снижалась. Через несколько дней обнаружилось странное явление: за час до ухода животного из лаборатории у него начинал повышаться обмен. Организм как бы готовился к переходу в холодный собачник и настраивался на другую внешнюю среду. Это была временная связь, возникшая в результате смены помещений с различным уровнем тепла, приходом и уходом в определенное время.
На одиннадцатый день экспериментаторы открыли форточки, закрыли батарею и охладили помещение до десяти градусов тепла. Теперь все напоминало обстановку того дня, когда паровое отопление вышло из строя.
Как же воспринял перемену организм?
Ничто в его состоянии не изменилось. Обмен веществ продолжал оставаться прежним, хотя в новой ситуации и потребление кислорода и выделение тепла были уже недостаточными. Временная связь между теплорегулирующим центром и комнатой оказалась сильнее жизненных нужд организма. Ассистенты сидели в теплой одежде, а собака по-прежнему лежала, растянувшись на полу. На пятом часу, перед самым концом опыта, организм, несмотря на то что, готовился к переходу в более теплое помещение, не снижал, а повышал обмен.
— Вы не находите, что я была права? — спросила Ольнянская на седьмые сутки.
— Пока это так, — спокойно ответил Слоним. — Посмотрим, что будет завтра.
Восемь дней положение оставалось без перемен. На девятые сутки собака как бы ощутила перемену. Она перестала ложиться плашмя и свертывалась баранкой. У нее начал повышаться газообмен и нарастать температура тела… Временная связь, господствовавшая над обменом, угасла, и организм откликнулся на холод присущим ему ответом.
Присутствовавший на одном из опытов Быков долго изучал стопку кривых, бесстрастных свидетелей человеческих стараний, и сказал: