Пути и маски

Где-то там, за городскими стенами и дорогой между зелёных холмов, его ждёт Лаура. А может, и не ждёт — просто глядит в пустоту, думая неизвестно о чём. И тем временем умная (возможно, более умная, чем Лаура — а скорее, оправдывался перед собой Ринцо, более рассудочная) леди Синна, закрывшись в гостевой спальне, лелеет честолюбивые планы о политике и войне, в которых ничего не смыслит. По крайней мере, не больше самого Ринцо…

Они мало беседовали в последнее время, но каждый раз Синна пыталась заигрывать с ним. Ринцо, трезво оценивавший и себя, и свой возраст, не обольщался на этот счёт: он не самая привлекательная мишень, так что девушка наверняка допускает это просто от безделья. Ну, или вообще неосознанно — как Лаура неосознанно играет смыслами в своих картинах.

И всё-таки он не мог не признать, что присутствие леди Синны волнует его, сбивает с толку. Иногда Ринцо посещали бестактные, постыдные мысли о её связи с Линтьелем — мужской копией Лауры; если подумать, их с леди Синной в какой-то степени настигла общая участь… Ринцо гнал от себя такие выводы, равно как и неуместное молодечество, желание блеснуть остротой или ходить по дому, выпятив грудь. Синне было (что уж скрывать) куда приятнее рассказывать о делах в Совете, потому что её, в отличие от Лауры, они искренне занимали.

«Это ничего не меняет», — сердито сказал себе Ринцо. Даже еле заметные колебания пьедестала Лауры он оценивал как предательство и кощунство. Она просто вне сравнения. Она, о боги, его жена!..

Тут высокие двери приоткрылись с лёгким скрипом.

— Здесь гонец из Лоберо, господа Советники, — баском доложил долговязый кер. — Говорит, срочное сообщение.

— Часы приёма на сегодня закончились, — поморщился чар Энчио, отпивая лимонной воды. — Пусть подождёт до завтра. Прерывать заседание…

— Но, чар Энчио, он говорит… — стражник запнулся. Его лёгкий, начищенный до блеска нагрудник приподнялся от вздоха. — Говорит, дело не может ждать. Сегодня утром Лоберо атаковала конница Шайальдэ. Вторглась в южные земли, сравняла с землёй несколько селений и доскакала до города… Простите, господа Советники, — непонятно за что извинился он.

Ринцо отвернулся от него, пытаясь осмыслить сказанное. Несколько секунд длилось потрясённое молчание.

— Просить сюда, — бросил чар Энчио. Он был спокоен, но крючковатый нос побелел. — Быстро!

Смертельно перепуганный стражник поклонился и вышел. Через пару секунд в зал протиснулся человек в пыльной, местами обгорелой одежде — свободной блузе и льняных штанах вроде тех, что носят крестьяне. В его лице, однако, было что-то совсем не крестьянское.

Человек тяжело дышал, а блуза намокла от пота и темнела пятнами, прилипнув к телу. Ему было, должно быть, не больше тридцати — худощавый мужчина с волевым подбородком и глубоко посаженными глазами тёплого орехового цвета. Ринцо не заметил в нём ровным счётом ничего необычного.

Кроме маленького зеркальца на поясе… Волшебник.

Жители Лоберо прислали гонцом мага. Значит, всё и вправду серьёзно.

Как и все, Ринцо приготовился слушать. Он был не склонен доверять магам — особенно после поступка Линтьеля, — но сама мысль о нападении на Лоберо вызывала у него ужас и отвращение. Это был небольшой, тихий городок на южной окраине Кезорре, славившийся парочкой знаменитых менестрелей и отменными абрикосами. Даже не центр провинции, и почти без укреплений — только степные варвары и могли атаковать его, разумному человеку в голову не придёт придавать такому захолустью стратегическое значение…

Из Лоберо родом была мать Ринцо.

— Досточтимые Советники, у меня срочная новость… — не кланяясь, произнёс гонец. Он всё не мог отдышаться; не выдержав, щёлкнул пальцами, и чей-то бесхозный бокал с лимонной водой, оторвавшись от стола, скользнул по воздуху ему в руку. Многие из Советников отвели глаза, будто увидели что-то неприличное. — Сегодня утром… ещё до рассвета… орда степняков из Шайальдэ пересекла южную границу. Дозорных они убили, три сторожевых башни подожгли. Потом… ох, я прошу прощения… — маг в полтора жадных глотка осушил бокал; кто-то расторопно пододвинул ему кресло. — Они разделились надвое, поскакали на север и северо-восток вдоль Красной Реки. Поджигали все селения на пути, посевы, виноградники… Почти наверняка убиты крестьяне — сейчас я понятия не имею, сколько. Нигде до Лоберо они не встретили сопротивления и…

— Город взят? — чар Энчио сжал подлокотники кресла и приподнялся. Ринцо видел в его глазах застарелую холодную ярость — примерно так он смотрел иногда на своего сына Ремье, студента-философа. — Скажите сразу.