Путешествие в седле по маршруту "Жизнь"

— Неужели же нет? — удивился он.

Я читал у Михаила Кольцова: "Весьма приятное зрелище, когда в цирке клоун Виталий Лазаренко прыгает сразу через десять рядом поставленных лошадей… Что обо всем этом думают лошади? Вот эти самые, которых привлекли для совершения странной, непонятной, загадочной для них операции?.. "Вот, — вяло думают лошади, — уже половина одиннадцатого, сейчас нас опять, как вчера, поведут на арену. Выстроят нас во фронт, десять человек лошадей. Почему десять — неизвестно. Затем этот странный, в широких лиловых штанах, будет через нас лететь, и только перепрыгнет через нас — уже поведут в конюшню. Что все это значит, какой в этом смысл и, главное, какая в этом для нас, лошадей, польза — нам, лошадям, этого своим умом не понять". Думают ли лошади именно так? Неизвестно. Возможно, что лошади ничего не думают. Ведь они все-таки лошади…"

Ах как хотелось бы, чтобы Михаил Ефимович Кольцов навел зорко-скептические очки на жокея Сашу Чугуевца, когда тот, все больше увлекаясь, рассказывает об одном коне, которому, ввиду непомерного честолюбия, мукой мученической было видеть впереди чужой круп: "Он только один впереди мог скакать — чистый Владимир Куц". И о другом, которого вполне удовлетворяло умеренное сознание, что он не последний, а первым быть — зачем корячиться? И о третьем, честном служаке: "Он старается, но я чувствую, что думкой он в леваде".

Свести бы его, острого и тонкого психолога, с интеллигентнейшей Аллой Михайловной Ползуновой, чья вальяжная полнота и штатская очкастостъ неожиданно сопрягаются с тем, что она — знаменитый мастер-наездник. Дать бы послушать ее московский акающий говорок за чайком под портретом великого рекордиста Властного: "Я его, Ваську, бывало, и поколачивала, и он к этому относился са-авершенно философски — знал, кто из нас главный". Или о знаменитой Гугенотке, Гугене, которая рекорды крушила, "а трусоватая была девушка, но я вожжи приподыму, и она ждет сигнала, чтобы почувствовать, что я с ней, и мы полетели".

Одна лошадь у нее вздорная, обидчивая по пустякам, другая — кокетка; у третьей чувство юмора развито даже чрезмерно, ехидничает над конюхами, четвертая — ведьма, пятая — просто дурында. Относясь, как всякий представитель одного из конных микромиров, несколько свысока к микромирам остальным, Алла Михайловна говорит: "Мы ведь всего по два года их держим, а если бы по десять, как в той же выездке… они бы у нас разговаривали".

Хочу процитировать одного из лучших русских знатоков лошади, профессора зоологии, магистра сельского хозяйства и ветеринарного врача II. II. Кулешова: "Так, как каждый человек несомненно отличается от всех других людей, так точно и каждая лошадь имеет свои особенности… Весьма часто лошадь не выполняет желаний тренера не потому, что она хочет сопротивляться, а только потому, что она не понимает, что от нее требуют. Ничего не может быть несправедливее, как наказывать лошадь за то только, что она ошибочно поняла желание тренера… С лошадью надо обращаться так, как этого заслуживает наиболее благородное после человека создание".

После любого ли человека, хочется иногда спросить.

Когда вспоминаешь о варварстве одного — и весьма когда-то знаменитого, хотя впоследствии дисквалифицированного — нашего спортсмена-кавалериста, додумавшегося вырезать слизистую оболочку из углов рта своего коня, чтобы сделать его еще чувствительнее к боли, право, как-то понятней становится злая мизантропия Джонатана Свифта: возвышенный гуингнм попал в лапы грязного йеху…

Прекрасны бездонные очи коня. А вдруг в них иногда вопрос: думают ли люди?

РАЗГОВОР ПРОДОЛЖАЕТ ЕЛЕНА ПЕТУШКОВА

10

После 1964 года я уже регулярно занимала призовые места во всесоюзных соревнованиях, прочно вошла в основной состав сборной, а на чемпионате Европы 1967 года в Аахене, куда поехала после защиты диссертации, была шестой лучшей среди женщин (читатели знают, очевидно, что высшая школа верховой езды — единственная дисциплина, в которой женщины соревнуются в общем зачете с мужчинами).

Между прочим, один журналист окрестил меня тогда в печати "мисс Европа" и никак не мог понять, на что я обиделась. Но в этом не существующем в конном спорте титуле «мисс» — оттенок конкурсов красоты, неверный по отношению к спорту, да и несправедливый: ведь в выездке выступают спортсменки подчас совсем пожилого возраста, и молодость, приятную внешность одних бестактно противопоставлять морщинам и сединам других.

В ту пору я познакомилась с замкнутым миром, который составляет международный конный спорт, с его своеобразными особенностями и ни на какие другие не похожими ритуалами.