— Конечно, и я работал, и очень напряженно. Я вам так скажу. Нас было человек десять, собирались мы постоянно, несколько раз в неделю, но не управлялись. Конечно, из-за этого мы многое утратили. Да и не всегда были честные работники. Помогала нам одна старушка, ей было 94 года, очень бодрая, на нее наехал автомобиль, умерла. Одинокая была. Город отдал нам ее библиотеку, среди книг нашли наши, очень ценные. А грабежи? Украли коллекцию монет. Коллекцию кокард. Конечно, Русский центр теперь в черном районе, здесь опасно по вечерам.
— А раньше что было в этом здании?
— Раньше здесь был немецкий клуб. Немцы построили его в 1910 году. А в 1939-м продали русским за сорок одну тысячу.
— Всего? Такой огромный дом?
— Тогда это были большие деньги. Русские выплачивали много лет. Что теперь доллар? Копейка! Теперь только построить наш дом будет стоить миллионы. С тех пор, пожалуй, с начала войны, и обосновался здесь Русский центр и существует то с удачным правлением, то не очень. Сейчас у нас во главе стала молодежь. Я настаивал, чтобы молодежь взяла дело в свои руки. Ну а что касается до музея, то мы начали приводить его в порядок с 1965 года. Видите, сколько лет пытаемся, а до конца еще далеко. Я страдаю, стараюсь побыстрее, да не выходит. Перестраиваем библиотеку, вы же видели, большая хорошая комната, а в беспорядке. У нас же работает много ученых, им просто негде расположиться. А что делать? Нанимать людей дорого. Я вас познакомил с Николаем Петровичем Лапикяном? Изумительный человек! Ему восемьдесят два года, а он все сам переделывает для библиотеки, строит новые полки. А архивы? Тоже, знаете ли, проблема. Умирают старые люди, можно сказать, последние родившиеся в России. Завещают свои архивы. Умер недавно Аполлон Александрович Соллогуб, он был здесь редактором газеты. Нам сдали тридцать пять ящиков его архива. Кто будет разбирать и описывать? Умер Лукашкин, я вам о нем говорил. Завещал нам пятнадцать ящиков своих бумаг.
— Надо разбирать.
— Надо. А кто? Рук мало. Есть у нас архив Капниста. В нем много писем Некрасова.
— Неужто неопубликованных?
— Конечно!
— Покажите, Николай Александрович.
— Мы их в банке держим, большая все-таки ценность.
— Как же он к вам попал, этот архив?
— Из Японии, по завещанию.
— И никто такие вещи не разбирает?
— А кому? Работают у нас профессора университетов в отставке, инженеры, это не их дело. Хорошо, что у нас бывает много славистов, они многое обнаруживают.
Недавно приезжал профессор из Гамбурга, немец, ищет издание Пекинской духовной миссии «Китайский благовестник». В Париже нашел три тома. А у нас двадцать пять. Когда увидел, обалдел. Я, говорит, искал по всему миру, а, оказывается, надо было ехать к вам. Курьезно, не правда ли? — Николай Александрович снова довольно улыбнулся.
Но я понимаю, что за этим «курьезом» стоят долгие поиски, и уговоры тех людей, у кого сохранились книжные раритеты, и своеобразие Сан-Франциско, где так много русских людей, приехавших в свое время из Китая.
А Николай Александрович бросает на меня короткий довольный взгляд и поправляет свой неизменный берет:
— Недавно приезжал к нам человек из института Кеннана в Вашингтоне, заявляет мне: посижу у вас тут два дня, перепишу все, что у вас есть. Я говорю, хорошо, работайте. Начал переписывать. Сидел месяц и не переписал. Вот так. Знаете ли, уже много книг создано по нашим материалам. Например, русские фашисты. Одного гавайского профессора очень эта тема интересовала. Фашисты в Китае и в Америке. В Лос-Анджелесе издавался русский журнал «Фашист». Хотите покажу? У нас есть вся подшивка. В Харбине журнал «Нация». В Харбине вообще было много фашистской русской литературы.
— Вы, наверное, знали много фашистов?
— Конечно, и очень хорошо помню. Все это была молодежь, мечущаяся, совершенно не понимавшая, что происходит. Там были разные люди, много случайных. Здесь и сейчас живет один человек, бывший членом фашистской партии в Харбине. Вам бы он был интересен. Не знаю только, захочет ли он с вами разговаривать. Вряд ли. И уже очень стар…
Мы обходим с Николаем Александровичем зал, разглядываем витрины с экспонатами. Многое я помню по первому нашему приезду сюда, многое поражает заново, например оружие с поля Куликовской битвы: тяжелые стрелы, наконечники, кусок кольчуги. Как все это могло сохраниться сквозь все бури гражданской войны и в конце концов оказаться в музее? Непостижимо!
— Очень просто, — отвечает Слободчиков. — У нас есть человек, дедушка которого имел имение возле Куликова поля. Он покупал все, что крестьяне выкапывали из земли. Внук всюду возил с собой, сохранил, потом передал в музей. И живопись Сурикова тоже берегли, возили с собой, и русские флаги времен первой мировой войны, ордена. Много у нас регалий войны гражданской. Знаете, глядя на наши экспонаты, один советский человек, пришедший сюда…
— Что, уже начинают приходить?