Путешествие по стране Руставели

На сцене большого зала, в который мы входим, выступает смешанный хор в старинных грузинских одеждах: женщины с длинными черными косами, в белых длинных платьях, мужчины в приталенных коротких черных куртках и в узких черных брюках.

Мягко звучит задушевная песня о Сулико, которую я не раз уже слышал дома и считал "типично грузинской". Но чем больше песен исполняет хор, тем больше я убеждаюсь в том, что "Сулико", может быть, даже самая "негрузинская" песня Грузии, что, видимо, отчасти зависит от репертуара, от вкуса хора. Во всяком случае, в большинстве песен преобладает не протяжная задушевность и мягкая нежность "Сулико", которая мне, несмотря на это, нравится, как и прежде.

Другие песни уже настораживают меня своей мелодией. Несколько непривычное для моего слуха сочетание звуков в мелодии на три голоса, усиливаемое к тому же различной ритмичностью отдельных голосов, создает какую-то совершенно необычную, заряженную энергией напряженность, которая поражает не силой голосов, а скорее тем, что не какой-то отдельный голос, не группа голосов ведут мелодию, а все голоса, то одни, то другие, как бы поддерживая, ободряя, зажигая и увлекая друг друга.

Я воспринимаю эти песни как песни гор, эхом разносящиеся по широким долинам, песни стройных черных всадников, которые они поют после бешеной скачки, после трудного боя, вокруг костра у подножия скалы; высоко к небу несется слышимый в них клич всадников, нередко резко прерывающий пение, как будто поющие начинают вслушиваться в понятную, казалось бы, только им мелодию, своеобразно сочетающую в себе сдержанную силу и глубокое чувство.

Хор отступает. На сцену вихрем врываются всадники. Теперь я их вижу живыми, такими, какими они только что рисовались в моем воображении. Но прежде чем вскочить в седло и пуститься в азартную скачку, они показывают то, что мне не приходилось видеть ни у одного народа мира: танец на кончиках пальцев! Да, мужчины в плотно облегающих сафьяновых сапогах из тончайшей кожи танцуют на кончиках пальцев! Как бы зазывая, они вихрем проносятся мимо парящих в своих длинных воздушных одеждах женщин, которые грациозно сходятся группами, парами или в один ритмично парящий круг. Это сочетание воздушно-прозрачного белого и по-рыцарски гордого черного, этот захватывающий контраст, который сдержанная страсть музыки превращает в гармоничное совершенство, — ничего подобного я еще никогда не видел. Не отводя глаз от сцены, я наклоняюсь к Зурабу.

— Это просто сказка!

— Очень рад, что вам нравится, — отвечает сдержанно Зураб. — Знаете, эти старинные песни и танцы значат для нас, конечно, много. В них сквозь столетия наш народ, переживший немало трудностей, сохранил свое самое сокровенное, что в своей поэме по-своему выразил и Руставели: стойкое мужество, братскую дружбу и глубокую любовь, основанную, как это, может быть, чувствуется и в этом танце, на взаимном уважении друг к другу, на уважении к женщине. Для Руставели женщина была не просто объектом любви, символом или каким-то высшим существом, но, равно как и мужчина, зрелой личностью, наделенной индивидуальными чертами, человеком, которого следует уважать просто как человека.

Не в силах оторваться от происходящего на сцене, я не могу сейчас сосредоточиться на внезапной мысли Зураба, на неожиданной связи Руставели и этого чудо-танца. Только на мгновение у меня появляется мысль, что такое отношение поэта к женщине, видимо, связано с гуманизмом Возрождения, о котором сегодня говорил профессор. Но вот уже следующий номер. Быстро чередуются танцы, пока наконец не наступает очередь действительно искрометного танца с саблями, который, подобно адской схватке конницы, сотрясает почти пустой зал.

Репетиция закончена. Зураб встает.

Почти отрешенным взглядом я оглядываю танцоров, медленно покидающих сцену. Вдруг меня осеняет идея, и я возбужденно дергаю Зураба за рукав.

— Вон с тем молодым человеком я должен поговорить, обязательно! — Я показываю ему на сильного молодого парня с лихо подрезанными усиками. Он как раз направляется за кулисы.

Не выразив ни малейшего удивления и ни секунды не мешкая, Зураб тут же передает мою просьбу какому-то товарищу, оказавшемуся комсомольским работником, и тот сразу же быстро идет за сцену. Гость выразил пожелание…

В помещении дирекции Дома культуры мы встречаемся. Зураб и комсомольский работник садятся в угол. Для чего я затеял эту встречу, никто из них не спрашивает. Да и сам я этого еще точно сказать не могу.

Просто мне хочется поближе познакомиться с человеком, которому я обязан сегодняшним удовольствием; к тому же у меня есть для него один вполне определенный вопрос.

…В комнату, заметно смущенный, входит молодой танцор с усиками и растерянно смотрит по сторонам. Комсомольский работник представляет его мне по имени: Тариэл, и говорит ему несколько, видимо, ободряющих слов по-грузински. Тариэл, держа в руках огромную грузинскую кепку, делает усилие и садится напротив меня, лицо его выражает решимость на все готового человека.