Путешествие по стране Руставели

Не доезжая какого-то поселка, Константин тормозит у обочины. Не успевает он еще остановиться, как я выскакиваю из машины и, сбегая по взъерошенному склону, стягиваю на бегу рубашку. Константин что-то кричит мне вслед. Не отрывая глаз от пенящегося прибоя, я вместо ответа лихо, с развевающейся на ветру рубашкой, длинными прыжками мчусь, огибая кусты, в сторону моря, шум волн которого сюда еще не доносится. Маленькие кустики я перепрыгиваю, а через большие бегу напролом. Ветки хлещут меня по лицу. Вдруг правой рукой, в которой я держу рубашку, защищая лицо, наталкиваюсь на что-то твердое, вероятно на выступ скалы. Нет, это стена из валунов, высотой с человеческий рост, местами обвалившаяся.

Растерянно я ощупываю тяжелые круглые камни, поглядываю по сторонам, пытаясь найти выход из кустарника. Стену не обойти. Ей, кажется, нет конца. Она становится то выше, то ниже, с левой стороны, видимо, подходит к берегу, а с правой — к проселочной дороге. Странно.

Тут я слышу, как меня по имени окликает Константин.

— Да здесь я, здесь, — отвечаю, с трудом поднимаясь на каменный вал.

Оказавшись наверху, я замечаю, что толщина его около двух метров. Там, где он упирается в берег, видны развалины старой башни. Такую же башню, густо увитую плющом, я замечаю по ту сторону дороги на склоне горы; обвалившаяся стена ведет, видимо, туда. Уцелевшие ее остатки возвышаются местами над молодым лесом.

Появившиеся из-за кустов Константин и Саша поднимаются на камни.

— Гюнтер, что ты бегаешь как ужаленный? — ворчит Саша. — Константин хотел показать тебе что-то интересное, а ты…

— Не страшно, — говорит Константин в своей скромной манере, примирительно. — Как видно, вы уже сами нашли то, что я хотел вам показать. Вы находитесь на Великой абхазской стене, на втором по размерам сооружении подобного типа, которое когда-либо воздвигали люди.

— Сколько же это километров? — спрашиваю я, от неожиданности растерявшись.

Константин улыбается.

— Примерно столько же, сколько от Берлина до Лейпцига. Сто шестьдесят километров. Правда, местами она проходит через мощные горные цепи.

— Пойдемте!

Во время спуска вдоль стены к пляжу я узнаю от Константина, что ее постройка была начата по меньшей мере полторы тысячи лет тому назад. Особенно интенсивное строительство велось в VI в. при византийском императоре Юстиниане, в империю которого входила Абхазия. Она должна была защищать побережье от нападений кочевников со стороны Северного Кавказа и в то же время обеспечивать безопасность главного караванного пути Закавказья, который проходил по ее территории. Поэтому стена была укреплена многочисленными боевыми башнями, а через более отдаленные промежутки — крепостями. Башни отстояли друг от друга на расстояние полета стрелы, примерно на пятьдесят-шестьдесят метров, так что сведения о продвижении вражеских войск с севера или высадившихся на побережье могли быть переданы от одного укрепленного пункта к другому буквально со скоростью полета стрелы.

На почти пустом пляже в тени четырехугольной башни мы останавливаемся. Она достигает высоты многоэтажного дома, хотя ее выступающую верхушку с бойницами уже полностью уничтожило время. В некоторых местах каменные, толщиной в полтора метра стены обнаруживают следы разбушевавшихся потоков, которым они противостояли в течение пятнадцати веков. Трудно себе представить, можно только догадываться, каких титанических усилий абхазцам стоило при тогдашних технических средствах возведение сооружения таких размеров: бесконечного ряда башен, стены с мощными крепостями длиной в несколько караванных переходов.

Громкие крики привлекают мое внимание к трем загорелым молодым мужчинам, которые примерно в сотне метров от нас барахтаются в воде. Купаться! Саша и я следуем их примеру и бросаемся в волны прибоя, в удивительно чистую морскую воду.

У Константина купальных принадлежностей нет. Он с улыбкой смотрит нам вслед и идет бродить по пляжу. Когда мы выходим на берег, он стоит рядом с молодыми людьми и машет нам рукой, чтобы мы подошли. Саша, увидев возможность поснимать, быстро вытаскивает свой фотоаппарат.

— Видно, аквалангисты, — говорит он, когда мы, подойдя поближе, замечаем кислородные баллоны и ласты.

Но Константин представляет нам троицу как ученых-историков, которые в данный момент находятся на работе. С гордостью самый высокий из них, курчавый брюнет с крупным лбом мыслителя и подкупающе сердечной улыбкой, показывает на какой-то мокрый предмет, лежащий у его ног, который я поначалу принимаю за кузнечный мех из сыромятной кожи.

— Что это? — спрашиваю я с любопытством, в то время как Саша уже начинает снимать.

— Амфора, глиняный сосуд времен античности, который когда-то служил для хранения масла и вина, — отвечает дружелюбный мыслитель.

Только теперь на тупом конце яйцеобразного сосуда я замечаю два ушка и под слоем ракушек, налипших на него, различаю, как мне кажется, типично греческую амфору.

— Но каким образом греческая амфора времен античности могла оказаться здесь, на побережье Черного моря, точнее говоря, на морском дне у подножия Кавказа?