Путешествие одиннадцатое

— Это по мне! — пробормотал я и стал одеваться. Было только десять, но пришлось сделать поправку на слугу. Носки нашлись почти сразу, в холодильнике, и я уж счел, что в состоянии проследить ход мыслей разлаженного электромозга, как вдруг столкнулся со странным фактом — нигде не было брюк. Никаких. В шкафу висели одни пиджаки. Я обыскал весь дом, даже ракету выпотрошил — ничего. Обнаружил только, что этот набитый дурак выпил все масло, которое стояло в погребе. Должно быть, он вылакал его недавно, неделю назад я пересчитывал банки, и все они были полными. Это так меня разозлило, что я всерьез задумался, не отдать ли его на слом. Утром ему не хотелось вставать, и он уже несколько месяцев затыкал себе звукоприемники воском. Можно было звонить до бесконечности. Он объяснял это рассеянностью. Я пригрозил, что повыкручиваю ему пробки, но он бренчать на это хотел. Знал, что нужен мне. Я разделил весь дом на квадраты по системе Пинкертона и устроил такой обыск, как будто искал иголку. В конце концов нашел квитанцию. Этот прохвост отдал все мои брюки в чистку. Но куда девались те, что были на мне вчера? Я никак не мог этого вспомнить. Пока я обыскивал собственный дом, подошло время обеда. В холодильник заглядывать было незачем — кроме носков там была только почтовая бумага. Меня охватило отчаяние. Я достал из ракеты скафандр, надел его и пошел в ближайший магазин. На меня, правда, оглядывались на улице, но я купил две пары брюк, одни черные, другие серые, вернулся домой в скафандре, переоделся и, злой как черт, поехал в китайский ресторан. Съел все, что мне дали, запил гнев бутылкой мозельвейна и, посмотрев на часы, увидел, что скоро пять. На что я убил день…

У Ламбретанума не было ни вертолетов, ни автомобилей, ни даже самой невзрачной ракеты — ничего. «Ах, даже так?» — мелькнула у меня мысль. Через обширный сад с огромными клумбами георгинов я прошел к главному входу. Долго никто не отворял. Наконец открылся объектив селективного устройства, невидимый глаз осмотрел меня, затем дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы я мог пройти.

— Ийон Тихий, — произнес в карманный микрофон человек, который мне отворил. — Прошу наверх, — обратился он ко мне. — Левая дверь. Вас ждут.

Наверху на меня повеяло приятной прохладой. Я вошел в маленький зал и очутился среди избранного общества. Кроме двух мужчин, сидевших за столом президиума, которых я раньше никогда не видел, на обитых бархатом креслах расположился цвет космографии. Я заметил профессора Гаргаррага и его ассистентов. Поклонившись присутствующим, я устроился сзади. Один из мужчин, находившихся в президиуме, высокий, с седыми висками, вынул из ящика каучуковый колокольчик и беззвучно зазвонил. «Вот это предосторожности!» — подумал я.

— Почтенные ректоры, деканы, профессора, доценты и ты, уважаемый Ийон Тихий, — поднявшись, заговорил мужчина с седыми висками, — как уполномоченный по совершенно секретным делам, я открываю специальное совещание, посвященное вопросу о Вотрокалии. Слово имеет тайный советник Ксафириус.

В первом ряду поднялся плотный, седой как лунь, широкоплечий мужчина, подошел к трибуне, слегка поклонился собравшимся и начал без всяких вступлений:

— Коллеги! Около шестидесяти лет назад с иокагамского космодрома взлетел грузовик Млечной компании «Божидар П». Этот корабль, под командованием опытного пустотника Астроцентия Пепо, имел на борту разнообразные товары для Арекландрии, планеты гаммы Ориона. Последний раз он был замечен с галактического маяка вблизи Цербера. Потом его следы затерялись. Страховое общество Секуритас Космика, или сокращенно СЕКОС, через год выплатило полную компенсацию за погибший корабль. Примерно через две недели после этого один радиолюбитель с Новой Гвинеи принял радиограмму следующего содержания.

Оратор поднял со стола бланк и прочитал:

КАРКУЛЯСЯ ПОМЕВСЮСЯ СПАССИ БОЗИТА