Читаем Путем чая. Путевые заметки в строчку и в столбик полностью

И все же на самом подступе к вершине у меня открылось второе дыхание. Растянув обмороженные щеки в улыбку а-ля Джек Николсон, я тоже подключился к обсуждению инуитской снежной архитектуры и на групповой фотографии («Покорители полюса») выглядел молодцом. Но мое «второе дыхание» было началом делирия (так на двадцать пятом бессонном часу полуторасуточного больничного дежурства неожиданно ощущаешь прилив маниакальной бодрости). Я понял это на обратном пути, когда мы спустились до уровня облаков. Все сошлось: нулевая видимость, моя усталость и горная нехватка кислорода. В глазах потемнело, и, свыкаясь с этой белесой темнотой, я испытал то, к чему, должно быть, стремятся любители мухоморов и аяваски: увидел сон в начале тумана. Одна часть моего мозга еще знала, что за густой пеленой нет ничего, кроме глетчерного льда. Но другая уже рисовала улицы, магазины – что-то из прожитого, только вот не вспомнить, где и когда. Боковое зрение ощупывало кирпичную стену жилого дома – то ли нашего, то ли соседнего (где это было? В Москве? В Нью-Йорке?). Сейчас завернешь за угол и попадешь в какое-то родное пространство. В эту галлюцинацию хотелось погрузиться, как в теплую воду источника Чена. Завернуться в свой бред, как в пуховое одеяло. Из безоблачной поры студенчества, когда мне чуть ли не еженощно приходилось спасать от психоделической «измены» бедового соседа по общаге, я вынес одно золотое правило: с человеком, которого глючит, нужно все время разговаривать, чтобы не дать ему утонуть в собственных мыслях. И я обратился к моему не вяжущему лыка сознанию: ну что, слабак, трипуешь? Ничего, ничего, скоро отпустит. Ты только не останавливайся, не поворачивай головы, не сбивайся с курса. Смотри вперед – туда, где ничего не видно.

* * *

И правда: через некоторое время отпустило. Скоро уже дойдем, вернемся в лагерь, где Мишка с Викой ждут насу костра. Жаль только, что на ужин опять будет какая-нибудь юкола[15] или оленья колбаса. Джей не шутил, когда говорил насчет эскимосского пайка. Тюленья ворвань уже не кажется такой вкусной, потому что она – везде. Ею заправляют салат, в нее макают сушеное мясо. Жарят тоже на ней, поскольку наш гид не признает подсолнечного масла. Человек одинаково быстро привыкает к тому, что прежде казалось несъедобным, и пресыщается тем, что поначалу нравилось. Но нам еще предстоит основательно ознакомиться с местным ассортиментом во время постоя в эскимосской деревне. Там тоже не брезгуют ворванью, и это далеко не самое странное, что у них есть. Дорогих гостей угощают жареной китятиной, похожей одновременно на бифштекс и на тунца (мясной вкус, рыбное послевкусие). Дают попробовать и квашеную моржатину, почти черную из-за повышенного содержания железа, и отдающее рыбой мясо чистика, и грудинку гагары, неотличимую на вкус от говяжьей печенки, и традиционный суп из оленьей крови с черемшой и диким щавелем… На завтрак варят чаячьи яйца – бюрюзовая в бурую крапинку скорлупа, оранжево-красный желток. Как гласит эскимосская народная мудрость, «главная опасность для нашего существования заключается в том, что наша еда полностью состоит из душ». Впрочем, в традиционном арктическом рационе присутствует и растительная пища. Много ягод – морошки и костяники; много морской капусты вперемешку с вездесущим нерпичьим жиром. И опять замечаешь сходство с японцами: у тех ведь тоже сплошное сыроедение (здесь – строганина из рыбы и оленьей печенки, там – сашими из рыбы и печенки говяжьей), тоже салаты из водорослей, тоже китятина (говорят, в некоторых районах Японии китовое мясо до недавнего времени считалось обязательной частью школьного ланчбокса). Но японцы, в отличие от жителей севера, знают цену грибам – собирают свои мейтаке, эноки и симедзи. На Аляске же коренное население испокон веков считает грибы непригодными в пищу. Для эскимосов, как и для чукчей, это «олений корм». То, что станешь есть только с очень большой голодухи. Между тем тундра и тайга усеяны отборными подосиновиками, подберезовиками и боровиками.

Перейти на страницу:

Все книги серии Письма русского путешественника

Мозаика малых дел
Мозаика малых дел

Жанр путевых заметок – своего рода оптический тест. В описании разных людей одно и то же событие, место, город, страна нередко лишены общих примет. Угол зрения своей неповторимостью подобен отпечаткам пальцев или подвижной диафрагме глаза: позволяет безошибочно идентифицировать личность. «Мозаика малых дел» – дневник, который автор вел с 27 февраля по 23 апреля 2015 года, находясь в Париже, Петербурге, Москве. И увиденное им могло быть увидено только им – будь то памятник Иосифу Бродскому на бульваре Сен-Жермен, цветочный снегопад на Москворецком мосту или отличие московского таджика с метлой от питерского. Уже сорок пять лет, как автор пишет на языке – ином, нежели слышит в повседневной жизни: на улице, на работе, в семье. В этой книге языковая стихия, мир прямой речи, голосá, доносящиеся извне, вновь сливаются с внутренним голосом автора. Профессиональный скрипач, выпускник Ленинградской консерватории. Работал в симфонических оркестрах Ленинграда, Иерусалима, Ганновера. В эмиграции с 1973 года. Автор книг «Замкнутые миры доктора Прайса», «Фашизм и наоборот», «Суббота навсегда», «Прайс», «Чародеи со скрипками», «Арена ХХ» и др. Живет в Берлине.

Леонид Моисеевич Гиршович

Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное
Фердинанд, или Новый Радищев
Фердинанд, или Новый Радищев

Кем бы ни был загадочный автор, скрывшийся под псевдонимом Я. М. Сенькин, ему удалось создать поистине гремучую смесь: в небольшом тексте оказались соединены остроумная фальсификация, исторический трактат и взрывная, темпераментная проза, учитывающая всю традицию русских литературных путешествий от «Писем русского путешественника» H. M. Карамзина до поэмы Вен. Ерофеева «Москва-Петушки». Описание путешествия на автомобиле по Псковской области сопровождается фантасмагорическими подробностями современной деревенской жизни, которая предстает перед читателями как мир, населенный сказочными существами.Однако сказка Сенькина переходит в жесткую сатиру, а сатира приобретает историософский смысл. У автора — зоркий глаз историка, видящий в деревенском макабре навязчивое влияние давно прошедших, но никогда не кончающихся в России эпох.

Я. М. Сенькин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука