Девяносто минут – ни секундой дольше – для меня время, необходимое, чтобы выпить черный кофе, глядя в пространство, и набраться сил для душа. Но потом я посмотрела в зеркало у кровати; то, что я увидела, мне не понравилось, и я решила немного прихорошиться.
Меня никогда нельзя было назвать хорошенькой. Во-первых, брови у меня слишком густые. Раз или два за эти годы я выщипывала их, приводя в соответствие с модой, – просто чтобы проверить, что из этого выйдет. Ничего не выходило. Я даже пыталась изменить структуру костей: больше челюстных, меньше подбородка, чтобы выглядеть не такой мужеподобной. Но в результате лицо только глупело. Несколько лет я была блондинкой, однажды попыталась стать рыжеволосой, но вовремя спохватилась и, прежде чем выйти из салона красоты, велела все вернуть назад. Все это были ошибки. И ничего они не давали. Когда бы я на себя ни поглядела, что бы ни делали косметологи и пластические хирурги, я видела прежнюю Джель-Клару Мойнлин, прячущуюся за этими ухищрениями. Поэтому я все забросила. И уже довольно давно хожу в своем естественном виде.
Ну, почти естественном. Я совсем не хочу выглядеть старой.
И конечно, не выгляжу. К тому времени, как я приняла душ, причесалась и надела простое черное платье, открывающее мои действительно неплохие ноги, я смотрелась не хуже, чем всегда.
– Почти прибыли, – сказала Гипатия. – Тебе лучше за что-нибудь держаться. Мне нужно уравнять скорости, а это трудно. – Говорила она раздраженно. Впрочем, как всегда, когда я даю ей действительно сложное задание. Разумеется, задание она выполняет, но жалуется. – Я могу лететь быстрее скорости света, медленнее скорости света, но когда нужно уравнять скорость с объектом, который движется точно со скоростью света, возникают необычные побочные явления… прошу прощения.
– Стоит попросить, – ответила я, потому что толчок заставил меня пролить кофе. – Гипатия! Что, по-твоему, надеть: жемчуга или камею?
Она изобразила двух-трехсекундную паузу, как будто ей действительно необходимо время, чтобы принять решение, потом вынесла свой приговор:
– Я бы надела камею. Только шлюхи носят жемчуга днем.
Поэтому я, конечно, решила надеть жемчуга. Она вздохнула, но не возразила.
– Ладно, – сказала она, открывая выход. – Мы причалили. Иди осторожно, а я буду с тобой на связи.
Я кивнула и шагнула через порог на корабль корпорации «Феникс».
Никаких «шагов», конечно, не было. Зато произошел резкий переход от удобного одного g на моем корабле к тяготению корабля «Феникса». Мой желудок протестующе сократился, но я ухватилась за поручень и осмотрелась.
Не знаю, что я ожидала увидеть: может быть, что-нибудь похожее на старый астероид Врата. Но «Феникс» выглядел гораздо роскошнее, и я задумалась, не слишком ли щедро давала деньги. В противоположность кислой застарелой духоте Врат здесь пахло свежей зеленью из теплиц. Вдоль стен повсюду стояли горшки с цветами, папоротниками и лианами, они росли во всех направлениях, потому что тяготение было нулевым. Если бы я подумала об этом вовремя, то не стала бы надевать юбку. Единственным человеком в поле зрения оказался высокий, почти обнаженный чернокожий мужчина, который цеплялся пальцами ног за стенную скобу и разминал мышцы с помощью тренажера с металлическими пружинами. («Хамфри Мейсон-Мэнли, – прошептала мне на ухо Гипатия. – Археолог и антрополог из Британского музея».) Не прерывая упражнений, Хамфри досадливо взглянул на меня.
– Что вы здесь делаете, мисс? Посещения воспрещены. Это частная собственность, и…
Но тут он пригляделся повнимательнее, и выражение его лица изменилось. Оно не стало гостеприимней, но я произвела на него некоторое впечатление.
– Черт побери, – сказал он. – Вы Джель-Клара Мойнлин, верно? Это немного меняет дело. Наверно, мне следует сказать: «Добро пожаловать на борт».
Не самое радушное приветствие. Но когда Хамфри Мейсон-Мэнли разбудил главного инженера, эта женщина оказалась гораздо более вежливой. Что было вовсе не обязательно. Хотя я предоставила основные средства для проекта «Феникс», это некоммерческая организация, которая никому не принадлежит. И я даже не вхожу в совет директоров.
Гипатия шепнула мне, что главного инженера зовут Джун Таддеус Терпл – доктор Терпл. Но мне не нужно было это напоминание. Мы с Терпл встречались раньше, хотя и только на экране. Она оказалась выше, чем я думала. Выглядела она примерно на столько же, на сколько выгляжу я, то есть лет на тридцать. На ней было нечто вроде бикини и на талии рабочий пояс со множеством кармашков, чтобы класть разные вещи. Она отвела меня в свой кабинет – клинообразное помещение, в котором не было ничего, кроме скоб на стенах и множества растений.
– Простите, что не встретила вас, доктор Мойнлин, – сказала она.
– Моя единственная докторская степень почетная, и вполне достаточно Клары.
Она кивнула.
– Разумеется, мы рады вас видеть здесь в любое время. Наверно, вы сами хотите увидеть, что произойдет.