Путь волшебника

С горьким чувством возвращался Рюгель в маленький лагерь. Он совершал дневные переходы, а перед рассветом прятал нехитрый скарб и отправлялся по дневным делам. И никогда не уходил так далеко от тайника. Но и никогда раньше не возвращался в лес, который его сородичи растили и лелеяли — и который с появлением громил стал совершенно другим. Воровать добычу у людей и портить их ловушки ему даже нравилось, вдобавок без этого он просто не мог двигаться дальше.

Рюгель оторвал заднюю кроличью лапу и принялся грызть ее на ходу. Когда-то он ел приготовленную на огне пищу с пряностями и подливой — никто в поселке не готовил лучше, чем его мать. Но постепенно жизнь отучила разводить огонь. Не ровен час придут люди, им достаточно одного взгляда на его угловатое лицо, чтобы начать охоту.

Они всегда хотели чего-то от гномов. Как правило, требовали золота, знаменитого гномьего золота, хотя Рюгель ума приложить не мог, на что им такой мягкий металл. Те, кому не хотелось золота, нуждались в талисмане на удачу. Маленькая рука или нога, да что угодно маленькое, удобное для ношения, стало бы наградой поймавшему его. Только в отличие от этого кролика, задохнувшегося в петле, гномы вовсе не беззащитны.

Рюгель зашвырнул обгрызенную косточку подальше в подлесок. Скоро лесные зверьки доедят остатки мяса; можно не опасаться, что кто-то из людей свяжет найденные кости с гномами. В их сказках гномы никогда не ели кроликов сырыми.

Рюгель задумчиво поглядел на вторую лапку — его волосатый, испачканный в земле талисман — и не смог вонзить в нее зубы. Он глубокий старик. Ему смертельно надоел вкус сырого мяса. Не осталось ни одной живой души, знающей, как его зовут. Гном прибавил шагу. Может, лучше поймать на ужин форель?

Холодный ручей бежал сквозь ивняк, который из-за дикого винограда и плюща, плотно опутавших стволы, стал совершенно непроходимым. Здесь, на крутой излучине, образовалась глубокая заводь под ветвями огромной раскидистой ольхи, чей блекло-серый ствол испещрили голубовато-зеленые разводы лишайника. Рюгель взял местечко на заметку — нужно будет вернуться и набрать бирюзовых чешуек, весьма полезных при лечении ран.

Он немного стеснялся того, что учение о травах занимает слишком большое место в его лекарских познаниях, но жизнь в скитаниях отучила часто прибегать к великой магии. Однажды, будучи совсем ребенком, он наблюдал, как отец лечит оленя, пораженного в плечо молнией, от которой загорелся весь лес. Родитель победил болезнь, принимая через дуб материнскую силу земли, которая и свела на нет вред, причиненный молнией. Это была самая что ни на есть магия земли. Гномы всегда применяли заклинания, связанные с почвой, корнями и камнями. Когда старейшины достигали вершин мастерства, они срастались с землей, как лишайник со стволом ольхи.

Он оглянулся на дерево, спрашивая себя: кто же посадил ольху после того, как из-за небесных огней выгорели леса? Но имена стерлись из памяти. Очень долго Рюгель старался хранить имена ушедших родичей, но они растворялись одно за другим, даже имя младшей сестры не избежало общей доли. Кажется, Лили или что-то похожее. Присев на корточки на краю заводи, он принялся строгать ольховую ветку, заостряя ее, как копье. Вызывать форель у него не очень хорошо получалось, а потому гарпун — более надежный способ обеспечить себя едой. Пускай кривой и неудобный — ну а навык на что?

Услышав крик в чаще, Рюгель дернулся и порезал ладонь.

С проклятием он бросил ветку. Схватил полоску лишайника и прижал к ране, при этом напрягая слух. Но гном и с первого раза узнал голос девочки.

Она плакала. Если первый возглас вызвала внезапная боль, то теперь малютка рыдала взахлеб. Казалось, что у нее серьезная беда.

— Забудь о ней, — сказал себе Рюгель. — От нее только лишние хлопоты. Посмотри лучше на эту жирную форель, она так и просится к тебе на гарпун.

И впрямь, по поверхности заводи разбегалась рябь от играющей рыбы.

Но девочка продолжала плакать.

Гном сунул нож в ножны на поясе и кинулся в чащу.

Вряд ли кто-либо другой, кроме Рюгеля с его знанием леса, мог повторить его путь. Но гном едва замечал хлещущие по глазам ветви и путающиеся в ногах побеги винограда. И мчался вперед так, будто видел в этом смысл жизни. Перед глазами возник образ девочки, какой он видел ее в последний раз. В домотканом платьице, удивленная и нетерпеливая, как крольчонок, и с такими же темными влажными глазами. Тогда любопытство придало ей храбрости. Теперь любопытство, возможно, навлекло на нее беду.

В этом мнении Рюгель укрепился, проскользнув через последний барьер из спутанных веток и побегов. Он оказался на маленькой, ярко освещенной поляне, на неброской лужайке, которая образовалась, когда упал древний дуб — его могучий ствол лежал неподалеку, окруженный порослью молодых ясеней. На коре падшего великана гном не заметил следов огня. Значит, несчастье случилось еще до рождения Рюгеля.

Девочка лежала на опушке, совсем рядом с растопыренными корнями дуба. Она больше не плакала. Молчала, но еще дышала.