Путь веры

– Кто? Татьяна-то? Ой! – соседка то ли досадливо, то ли горестно махнула рукой. – Дурная она была. Сначала выпендривалась всё, ходила павой. Господин назвал любимой женой. А потом связалась с художниками. Всё думала, она не такая, как все. Особенная! Её рисовали, портреты продавали – позорище! Андрей Васильич с ней возился, возился, а потом, когда Ромка чуть подрос, выгнал её – к её родителям, куда-то под Псков. Так она вернулась. Стала требовать, чтобы ей хорошую столичную жизнь обеспечил муж. Уж не знаю, были они зарегистрированы или нет… Хотя Андрей, он такой, правильный. Он всё ждал, когда она охолонётся, а она опять со своими художниками и поэтами по подворотням всяким. Там её и взяли вместе с этими – по политической пошла.

Таня была ошарашена этой информацией. Ничего себе секреты у её мужа и его семьи! А ведь её свёкор неоднократно давал понять в разговорах и своими реакциями на различные социальные события, насколько серьёзна его собственная гражданская позиция и как это важно для любого советского человека – иметь правильное гражданское сознание.

– Так она в тюрьме? – спросила девушка.

– Нет, помешалась, – просто ответила Тамара Ивановна. – Ку-ку. Сестра моя жалела дуру, хотела к ней приехать навестить, но в больницу к ней не пускали. А потом она там и умерла.

– Ужас какой! – Таня поежилась, как от холода. – Ужасные судьбы, мне аж страшно стало!

Тамара Ивановна внимательно посмотрела на Таню. Девушка давно отвыкла от такого внимания к себе, да и от общения с людьми не по делам, а так, личного, совершенно отвыкла. Сейчас, с этой едва знакомой женщиной, она впервые за долгое время почувствовала себя комфортно. И тут же нахлынуло. Вспомнилась мама, с которой они так давно не разговаривали. Догнали отношения с мужем, в которых нет ни любви, ни страсти, ни даже простого человеческого понимания.

И Таня, неожиданно для самой себя, вдруг расплакалась на плече у соседки.

– Девочка, миленькая, тихо, тихо. Да что же с тобой такое? – заворковала Тамара Ивановна. – Я тебя напугала?

– Нет. Спасибо, что рассказали, – всхлипнула Таня.

– Ты сама-то как живёшь, Танюш? Как Цветовы, не обижают тебя?

– Да нет.

– А Андрей поспокойнее стал?

Таня пожала плечами. Она действительно не знала, даже представить не могла, каким знала Тамара Ивановна её свёкра.

– Крылья ему подрезали… Всем им! Стервятникам, – сердито проговорила соседка и поджала губы.

Таня не поняла, что та имела в виду. Тамара Ивановна и сама догадалась, что её несколько «занесло», и она снова улыбнулась:

– Пойдём, Танюша, уже поздновато. Кстати, сегодня возможно похолодание.

Женщины шли к дому медленно, продолжая познавательный и важный разговор. Таня была невероятно рада, что наконец все её непонятки, все эти тайны семьи Цветовых раскрывались.

Уже в подъезде, когда прощались у лифта, Тамара Ивановна обняла Таню за плечи и, глядя ей в глаза, серьёзно произнесла:

– Знаешь, что я тебе скажу, девочка… Смотрю я на тебя, ты ничего не говоришь, но я-то жизнь прожила, вижу… Сожрут они тебя. Беги! Беги отсюда!

Таня ничего не успела ответить, и, словно это было кино, как по заказу, чтобы закончить эпизод, открылась дверь соседской квартиры, шумно вышли люди, на этаже началась суматоха, и женщинам пришлось спешно распрощаться.

А наутро, выйдя в институт, от бабушек, с утра пораньше сидящих у подъезда, Таня узнала, что Тамара Ивановна скоропостижно скончалась этой ночью. Женщина не вызывала скорую помощь и не жаловалась на недомогание. Её сын, проживающий с ней в квартире, ночью не слышал ничего подозрительного, а утром нашёл мать на полу.

Падая, она уронила горшок с комнатным цветком.

* * *

1968–69 гг.

Удивительными и непонятными Тане казались взаимоотношения свёкра с домработницей и отношение к ней её собственного мужа. Тане, простой советской девушке, пришлось привыкать к тому, что казалось пережитком давно минувшей эпохи, но сколько бы она ни пыталась помогать Гуле по хозяйству, та не позволяла, а Рома так и вовсе однажды устроил домработнице взбучку за то, что позволяет себе панибратство с его женой. После этого, Гуля стала старательно избегать встреч с Таней, и, если молодая жена сына хозяина выходила за чем-то на кухню, срочно убегала к себе. Эта девушка вела себя как служанка из старинных романов, так, будто бы не было в стране революции и сейчас на дворе девятнадцатый век.

Жила домработница с ними в квартире, в самой дальней комнате, рядом с кухней. Таня недоумевала, Гуля ведь молодая ещё женщина, и, наверное, у неё есть личная жизнь, а она круглосуточно находится с ними и в выходные дни тоже. Но Рома ничего о личной жизни домработницы не знал и на Танин интерес лишь брезгливо, как ей показалось, поморщился – мол, какая разница, как она живёт! Памятуя о случае с предложенной ею как-то помощью Гуле, с расспросами решила больше не приставать, но однажды любопытство всё-таки взяло верх, и, когда женщина отправилась в магазин за продуктами, решилась заглянуть в её комнату.