Путь в Царьград

Кстати, этот бейлюк несет караульную службу во дворце уже больше месяца — а это много. К воинам могли подобрать ключики те, кто мечтает свергнуть султана. Надо завтра же сменить этот бейлюк на другой. Никому нельзя доверять!

И султан сделал очередную пометку на бумажном листке. В коридоре кто-то брякнул оружием. Уснул, наверное, выкидыш ослиный! Надо завтра с утра примерно наказать начальника охраны! Распустил он своих бездельников, а они, видя его снисходительность, совсем разучились службу нести. Никому нельзя доверять!..

У двери в спальню послышалась какая-то возня. Абдул-Гамид осторожно достал из-под подушки револьвер и тихо взвел курок. Вдруг за окном, неподалеку от султанского дворца, раздался страшный грохот. Подбежав к окну, Абдул-Гамид тихонько отдернул штору и увидел, как в багровом зареве адского огня разлетается обломками казарма султанских гвардейцев. А в небе над ней, освещенное отблесками пожара, проносится воистину порождение шайтана — огромная железная стрекоза, изрыгающая смерть и пламя…

Холодный пот побежал по спине султана… Он отвернулся от окна, и в этом момент в коридоре что-то грохнуло… Дверь в спальню слетела с петель и рухнула на пол. Хватаясь за револьвер, повелитель правоверных успел увидеть мелькнувшую в клубах пыли фигуру в черном — с круглой стеклянной головой и с лягушачьими глазами. «Это слуга Иблиса пришел за мной…» — успел простонать Абдул-Гамид, наводя на дверь ствол револьвера. В это время прямо перед ним об пол стукнулся небольшой предмет, и все вокруг залил ослепительный свет, который был ярче тысячи солнц. Султан икнул и потерял сознание… Он не почувствовал, как на его запястьях защелкнулись наручники, и не услышал, как хриплый голос наклонившегося над ним человека произнес:

— Готовченко!

Рука в черной перчатке аккуратно взяла с туалетного столика листок бумаги с арабскими письменами и спрятала в карман. В ведомстве полковника Антоновой есть люди, которым весьма пригодятся такие бумажки.

Часть 2 КРЕСТ НАД СВЯТОЙ СОФИЕЙ

Ночь, Константинополь.

Майор Леонтьев и поручик Никитин.

Майор извинился, после чего отправился в спальню, где пробыл около получаса. Когда он вышел оттуда, то я не узнал его. Вместо немецкого бюргера передо мной стоял старый морской волк. Стоптанные башмаки, заношенные брюки из грубой саржи, под распахнутой морской курткой — тельняшка не первой свежести, и в довершение всего — мятая шляпа с полями, прожженными сигарами. Лицо майора украшала живописная шкиперская бородка, а на щеке была видна свежая ссадина. Одним словом, типичный подгулявший матрос, коих пруд пруди в портовых кабаках Стамбула.

— Ну что, поручик, узнали бы вы меня на улице, столкнувшись нос к носу? — самодовольно поинтересовался майор Леонтьев.

— Ни за что на свете! Если бы точно не знал, что вы — это вы.

— Вот и замечательно, — ответил майор. — Впрочем, нам надо спешить, время не ждет!

Мы спустились во двор, где нас уже ждали слуга Леонтьева и запряженная в двуколку кобыла. Генрих вручил майору два заряженных револьвера Кольт «Писмейкер» образца 1873 года и коробочку с патронами. Леонтьев осмотрел револьверы, ловко прокрутил их барабаны и сунул их в кожаную сумку, пришитую к сиденью двуколки. Лицо его разрумянилось, он словно помолодел. Неразговорчивый слуга открыл створки ворот, и мы выехали на улицу.

Взрывы в районе султанского дворца прекратились, но зато по всему городу трещали выстрелы и слышались дикие крики. Похоже, что стамбульский сброд воспользовался неразберихой и паникой, под шумок решил заняться своим привычным делом — грабежом и насилием. Мы переглянулись с майором и, не сговариваясь, достали оружие.

И вовремя. Из-за поворота вывалила группа турок, вооруженных как попало. У двоих или троих были старые кремневые ружья, а остальные сжимали в руках топоры, большие ножи и палки. Шедший впереди высокий турок в красной армейской феске и синей солдатской куртке, одетой прямо на голое тело (должно быть, дезертир), увидев двуколку с сидящими на ней европейцами, радостно завопил: «Гяуры!» Он бросился к нам, размахивая старым, наверное, еще дедовским ятаганом. Мы с майором вскинули наше оружие и открыли огонь в упор по разбойникам.

Первые ряды нападавших буквально смело. Пуля майора, выпущенная из кольта калибра 0.45, снесла полчерепа вожаку бандитов. Оружие потомков, которое они называли автоматическим пистолетом Стечкина, действительно оказалось автоматическим. Я выпускал пулю за пулей, нажимая раз за разом на курок. Магазин пистолета казался бездонным. Уже больше половины бандитов были убиты или ранены, а уцелевшие, поняв, что их всех сейчас прямо здесь перебьют, с дикими криками бросились бежать. Майор, выпустив шестую, и последнюю, пулю из своего револьвера, схватил кнут и стегнул им кобылу, которая, ничуть не испугавшись грохота выстрелов, стояла не двигаясь, и лишь нервно прядала ушами.

Кобыла рванула, мы переехали через валяющиеся на земле трупы разбойников и помчались по пустынным улицам города.