На диване сидели трое неразлучных дружков: гроза седьмых классов — Гондурас, Серый и Копыто. Тельмагин прятал голову под большим банным полотенцем с весёлыми свинюшками. Серый беспокойно поглядывал поверх диванной думки, плотно прижимая её к носу. А Копыто при виде Лёньки с рыданием воскликнул:
— Это он всё, говорю вам!
— Мальчик, что ты им дал вчера понюхать? — опять же ласково спросил участковый.
— Да ничего я им не давал! — возмутился Лёнька. — Они у меня выкинули все учебники из сумки!
— Пакетик тогда откуда?! — плаксиво отозвался Копыто. Гондурас почему-то молчал.
— Какой пакетик?! Подбираете всякую дрянь с земли! — не сдавался Лёнька. Какой может быть у него пакетик?!
— Я тебя убью. — мрачно прогнусил из-под свинюшек Гондурас. Странный же был у него голос!
— Ну-ка, сними полотенце. — внезапно потребовал врач скорой.
— Не сниму! — истерично завопил Тельмагин и угрожающе забил толстыми ногами. Тогда отняли подушку у Серого.
— Что ты можешь сказать об этом, мальчик?
У Лёни отвалилась челюсть.
Зрелище было потрясающим. Такое можно увидать разве что в ужастиках! Нижняя часть лица Серёгина вытянулась и обросла редкой серой шерстью. И не лицо это вовсе, а собачья морда! Совершенно по-собачьи кривились чёрные губы, а из-под них выглядывали большие жёлтые клыки!
— И хвост ещё. — непонятно кому сообщил медик. — Никогда не слышал о таком наркотике.
— Это был нюхательный табак! — сообщил Копыто.
— Мальчик, — отозвался медик, — табак может убить лошадь, но никогда не обратит человека в скакуна.
И тут уже порядком ошалевший Лёнька увидел, что Копылов сидит без обуви. Да и какая обувь налезет на копыта?! Настоящие лошадиные копыта! Начиная от щиколоток, ступни Копылова расширялись в круглое тёмное копыто, поросшее бурым волосом.
Мент изловчился и содрал с Гондураса полотенце. Круглая голова Тельмагина была украшена парой высоких, мясистых ушей. А толстый, похожий на бульбу нос, откровенно походил на пятачок. К этой картине комично подходила белобрысая стрижка под ноль, весьма напоминающая свиную щетину.
Гондурас с воплем схватил полотенце и снова упрятал в него свою ставшую лицезримой сущность.
— Это же мутанты! — возмутилась молчащая дотоле Антошка. — Мы-то тут при чём?!
Она радовалась. Никаких наркотиков! Значит, всё происшедшее к ней не относится. А по поводу свиных ушей пусть волнуется директор!
— Я так и думал. Они всё врут. — подвёл итог медик. — Нам тут делать нечего. У нас куча вызовов. Привлекайте специалистов.
Медики поспешно испарились…
— Ладно, мальчик. Иди в школу. И помни: ни о чём, что видел, не рассказывай.
— Да, я знаю. — с пониманием отозвался Лёнька. — Всё, что я скажу, может быть использовано против меня.
Вдвоём с классной они вышли на улицу. У подъезда толпился народ. Люди оживлённо переговаривались, посмеивались и шептали что-то друг дружке на ухо. Тут же с горящими глазами торчали младшие школьники. Они пытались заглянуть в окно милицейского УАЗика, в котором прятался скучающий милиционер. На выходящих из подъезда Антонину и Лёньку уставились любопытные глаза.
Лёнька соображал, что говорить и впрямь никому ничего нельзя, поэтому огорчился, когда Антошка буквально полетела в школу. Торопиться ей некуда: до конца дня её освободили от уроков. Теперь она всё растрепит учителям, потом подробности неведомо как узнают все классы. А результат будет красоваться у Косицына под глазом. Интересно, лечатся свиные уши и лошадиные копыта?
Едва войдя в вестибюль, Лёнька понял, что проблемы в школе на сегодня не закончились. Опять бежала Кренделючка и вместе с директрисой. Завхоз был очень хмурым. А физрук прямо убитым.
— Что случилось? — спросил Лёнька.
— Изыди, аспид! — отвечала на бегу хроменькая тётя Паша.
Учителя, технички и завхоз столпились в дверях спортивного зала. Косицын тоже заинтересовался и заглянул через плечи. Это было очень занимательно, хотя и не так, как зрелище свиных ушей и лошадиных копыт.
Центр пола в спортивном зале выпучился. Доски треснули и разошлись. Из-под пола что-то неудержимо пёрло вверх.
— Что это? — прошептал кто-то сзади.
— Гриб-мутант? — тут же предположил Лёнька. Он уже видел сегодня чудеса.
Раздался треск и на глазах у застывших зрителей что-то ещё больше раздвинуло обломки досок. Из-за острых концов показалось немного зелени.
— А он вчера пол тут мыл! — раздался в сплошном молчании тонкий голос тёти Паши. И её кривой палец обличающе уставился на Лёньку.
— Павла Никифоровна, — потерянно отозвалась директриса, — пожалуйста, прошу вас, прекратите.
В этот день уроки проходили сумбурно. Учителя начинали объяснение, но сбивались. Они всё время выглядывали за дверь: не идёт ли кто. Если кто шёл, то тут же спрашивали:
— Ну что? Ничего?
Опрос у доски выглядел так же удивительно:
— Коньков, что ты можешь сказать про «Хамелеона»?
— Он цвет меняет и глазами зырит во все стороны.
— Молодец, спасибо…