Лес начинался сразу, без всякого перехода, вырастая сплошной стеной из мехрана в том месте, где длиннейшие корни додхарских деревьев, у которых под землёй расположено гораздо больше, чем снаружи, могли дотянуться до грунтовых вод. Перепонки между голыми ветвями пропускали так мало света, что у земли всегда висел густой сумрак, разбавленный лёгким туманом. Лианы спускались вниз и поднимались вверх, и порой невозможно было разобрать, они ли это, или длиннейшие воздушные корни, росшие из стволов и ветвей вплоть до верхнего яруса. Кустарники выбрасывали вверх фонтаны тонких веток, цепляющихся за любую опору, что им попадалась по дороге, и вся эта растительная масса вздрагивала, еле заметно шевелилась, двигалась, шуршала, вздыхала и постанывала. Под ногами лежал толстенный мат прелых, мягких как вата ветвей, сброшенной чешуи, палых почек, гнилых лиан, и в нём тоже что-то шевелилось и двигалось.
Знакомая тропа, проложенная толстолобами, поддерживалась ими в хорошем состоянии. Высоко над нашими головами покрикивали крылатые мартышки. Поминутно кто-то невидимый срывался с места неподалёку от тропы и ломился в чащу. Птицы-древолазы ловко взбегали по стволам и повисали на ветвях вниз головой, с любопытством провожая нас взглядами. Живые лианы, похожие на змей, и длиннейшие тонкие змеи, похожие на живые лианы, переползали с места на место, почти неотличимые друг от друга. Бродяжий лес был населён очень густо. В бесчисленных маленьких озёрах обитали водяные драконы, по берегам болот росли настоящие, первобытные гидры и химеры стерегли в засадах добычу. А по соседству обитали ещё сотни и сотни самых диковинных существ и жили остатки уцелевших сарагашей, дальних родственников ойду и кийнаков, которые одни и могли бы рассказать всю правду о Бродяжьем лесе и других таких же местах.
Где-то здесь же пасли человечьи стада бормотуны, без устали пополняя их за счёт неосторожных путников, поэтому люди старались без особой надобности в Бродяжий лес не заходить, несмотря на всё его изобилие.
Где-то здесь же, под водой тихих омутов, спали на дне озёр и речушек первые выведенные ибогалами в Новом мире русалки. Маленькие жабры, расположенные за ушами и почти незаметные, могли обеспечивать их тела кислородом только в состоянии полного покоя. Словно живые сейсмографы, русалки улавливали кожей малейшие колебания почвы далеко от своего подводного логова, умея выделить среди них шаги человека.
Где-то здесь же нежились в дуплах огромных деревьев их сёстры-дриады, наделённые своими создателями невероятной и притягательной красотой. Где-то здесь же бродили первые лесовики — мастера подражания всевозможным звукам, крикам животных, человеческим голосам и бесплотному эху. Они могли шутя обмануть членов неосторожно разделившейся группы, увести их ещё дальше друг от друга, закружить в дебрях и навести на русалок и дриад. Доверчивый охотник шёл на брачные крики карликовых оленей, в надежде разжиться мясом, а выходил на берег озера, где на камне сидела сказочно красивая девушка с мокрыми волосами. Нет, у таких девушек никогда не бывало рыбьих хвостов. Зато всё остальное было в полном порядке.
Ежечасно поедаемая многочисленными животными растительность Бродяжьего леса восстанавливалась ещё быстрее. Здесь постоянно что-то плодоносило, расцветало, увядало, роняло съедобные почки и орехи с высоты среднего и верхнего яруса. Внизу копошились люди, потерявшие разум и человеческий облик, но с пробудившимися первобытными инстинктами. Они тупо жрали почки и орехи, умели мастерски прятаться от врагов и любого встречного, казавшегося им подозрительным. Сверху, с ветвей, за ними следили бормотуны — ждали.
Ждали, пока в их головах не прозвучит знакомый приказ, что пора вывести стада на окраину леса. Хозяева пришли — пришли хозяева! Будут отбирать материал для производства разнообразной домашней скотины…
Тотигай ворожбе бормотунов подвержен не был, Бобел после ибогальской обработки — тоже, а я был подвержен лишь частично. Оставался один Генка, за которым мы втроём надеялись как-нибудь уследить, поэтому и забраться в Бродяжий лес намеревались глубоко. У нас имелось своё излюбленное место рядом с небольшим озером, где возле трёх стоящих полукольцом скал из земли выдавалась каменная плита. Додхарские растения не пытались её пробить, взломать снизу, по причине обилия вокруг нормальной мягкой почвы. Там мы обычно и разбивали охотничий лагерь — из-за хорошей рыбалки в озере и близости к Границе, за которой можно было добыть земную рыбу и дичь.
Бобел шёл впереди, обрубая мечом свисавшие сверху лианы. Тотигай вёл разведку впереди, и мы часто устраивали короткие стоянки, давая отдых его больной лапе — бегать-то ему приходилось больше всех. Когда уже почти пришли, кербер вдруг насторожился и сказал:
— Мне лучше сходить в обход и глянуть следы на других тропах. Кажется, на нашей стоянке кто-то есть. Проклятье! Хоть бы слабенький ветерок с той стороны!