Перекусив, мы отправились дальше и к вечеру вышли на берег Кривого ручья, где мне посчастливилось убить молодую лосиху. Сняв шкуру и забрав лучшие части туши, мы уже хотели идти, но Тотигай насторожился и предостерегающе фыркнул.
— Ничего не слышу, — одними губами прошептал Бобел, когда мы оказались в укрытии.
— Я тоже, — ответил Тотигай. — Но я их чую. Два человека и один ойду. Верхом. С ними кербер.
Ветер был от них, и чужой кербер учуять нас не мог. Они шли от фермы Лики, и мне это не нравилось.
— Может, рейнджеры Хака? — предположил Бобел.
— Среди них не было ойду… Сейчас всё узнаем.
И вот они показались из-за деревьев в конце видимой нами части тропы, но ещё раньше приникший к земле Тотигай облегчённо выдохнул и выпрямился во весь рост.
— Это сам Хак, — сказал он. — Опять они намазались этой дрянью.
Он вышел на открытое место. Всадники резко остановились, но потом их кербер учуял нас, и они продолжили путь — очень, однако, настороженно.
Мы тоже вышли, и я заметил, как Хак сразу расслабился. Подъехав ближе, всадники спешились. Тотигай в стороне уже оживлённо болтал со своим собратом на кряхтящем и гавкающем керберском наречии.
— Ваша мазь не очень-то помогает, — сказал я. — Помнится, этот чудак с Водяной мельницы обещал вас почти невидимками сделать?
— Чёрт бы его взял, — ответил Хак. — Мы его на целый год от оплаты освободили. И уже в который раз убеждаемся, что его зелье никуда не годится. Запах становится неразборчивым, но совсем не исчезает. Он всё обещает улучшить состав… Ну уж нет, при следующем же объезде он или заплатит за охрану, или я отрежу ему яйца. Или сам провожу к нему работорговцев.
— А вот это уже называется рэкет… Как у вас? Никого не потеряли?
— Нет, в последнее время всё спокойно. И вот, даже пополнение. — Хак кивнул в сторону ойду, который с обычным для своего народа насмешливо-независимым видом стоял чуть в сторонке.
— Ты скоро соберёшь целую дивизию, — ухмыльнулся я. — Как тогда фермеры вас прокормят?
— Глупости! — возмутился Хак. — Чем нас больше, тем им безопаснее.
— Да я шучу. Вы молодцы, ребята.
Рейнджеры Хака постоянно патрулировали всю эту часть Старой территории, питаясь тем, что давали фермеры. И десяти — теперь одиннадцати — бойцов и кербера на такую площадь явно не хватало. Кого-то приходилось отряжать для сопровождения фермерских обозов, перевозивших продовольствие в Харчевню и Субайху. Минимум трое дежурили на границе с владениями Горного братства. Братские парни обычно соблюдают договоры, но люди они неспокойные, и лучше держаться с ними настороже.
Взгляд Хака упал на остатки лосиной туши.
— Не уступите? Вы, вроде, всё равно собирались уходить.
Отрицать было бессмысленно. При другом раскладе я бы сдёрнул с него за мясо хоть горсточку патронов, но теперь пусть пользуется. Не так уж хорошо им платят фермеры, а выбрать время для охоты рейнджеры могут не всегда.
И не всегда везде успевают, как ни стараются.
На ферму Лики они однажды не успели. Банда разогнала коровье стадо, осадила хозяев в доме, и всё кончилось бы совсем плохо, не окажись рядом мы с Тотигаем. Ввязавшись в драку, мы сумели продержаться до подхода рейнджеров.
Дом сгорел, отец Лики умер спустя два часа после окончания перестрелки, а её мать бандиты убили в самом начале. Лика только чудом не обгорела — её вытащил из огня Тотигай, когда она уже почти задохнулась в дыму. Тяжело ей пришлось. И просто так нелегко девушке стрелять в людей, пусть даже ты фермерская дочка со Старой территории, а люди — бандиты; но отстреливаться сидя в пылающем доме, зная, что всё кончено, когда твой отец рядом истекает кровью…
Стреляла она на редкость метко. Мы это хорошо разглядели, прежде чем разобрались что к чему и вошли в дело на её стороне.
Тогда капитаном рейнджеров был Голландец Клиф, которого потом убил грифон. Рейнджеры хотели проводить Лику на одну из соседних ферм, обещая помочь перевезти всё, что осталось от хозяйства, но она отказалась наотрез. Сопливая совсем девчонка, лет двенадцать по земному счёту, а упрямства у неё было на целое стадо ослов. Спокойное упрямство человека, который точно знает, чего хочет в жизни. Она хотела остаться на своей земле, которая принадлежала её родителям ещё до Проникновения.
Ну, мы помялись-помялись, да и ушли. А я потом не выдержал, вернулся и помог ей отстроить новый дом, хотя плотник из меня — господи прости. И рейнджеры тоже заезжали, помогали…
Так Лика и живёт теперь одна. Повзрослела, стала красавицей. Коров разводит, но в основном коз. Спит в обнимку с автоматом Калашникова.
Простившись с Хаком, мы пошли дальше. Ферма была уже недалеко, и я радовался, что придём со своей провизией. Нечего Лику зря обременять.
Вскоре мы миновали остатки сгоревшего дома. Кое-где из высокой травы ещё торчали обугленные брёвна. В одном месте, немного дальше, трава была скошена. Между двумя могильными холмиками я когда-то вкопал крест из лиственницы. Под ним — как и всегда — лежал букет свежих цветов.