Путь в космос

Изображение Анны Сергеевны гаснет. Входят  Б ы с т р о в,  С е в е р ц е в  и  Т а р а с е н к о.

Г о р е л о в. Алло, алло! (Бросает трубку.)

Т а р а с е н к о (подходит к столу, взглядывает на бумагу и раскрытую книгу). Привет!

Г о р е л о в. Будем прощаться?

С е в е р ц е в. Вроде того, Алеша.

М а р и н а. Знала я одного парня, он был утвержден для полета, но ему здорово не повезло. Как говорится, счастье было не на его стороне. Перед полетом проводились тренировки, прыгали с парашютом. Однажды его занесло в овраг. При посадке он сломал ногу и треснула ключица. Он прощался с космонавтикой! А мы его убедили: рано. Через полгода начал тренироваться. Вошел в строй.

Г о р е л о в. Везет же людям.

М а р и н а. Повезло? Это только начало… Вновь допустили его к тренировке. Полетели ночью. Штурман рассчитал точку приземления по прошлогодней карте, а за это время дровяной сарай на том месте построили. Прыгнули отлично, ветра не было, а на приземлении… страшное дело… точно на крышу угодил. Думали — всё! Теперь уж окончательно… Он собрался в комок, ударился… Погасил парашют, на землю постарался свалиться боком… Встал — думали, упадет. Пошел… Его на рентген — ни одной трещинки…

Б ы с т р о в. Марина, хватит! Андрей, расскажи, что случилось?

С е в е р ц е в. Я, пожалуй, схожу домой, ребята… Жена волнуется. А дела мои, кажется, неважнецкие. (Достает ленту осциллографа.) Вот взял на память. Смотрите, как линия жизни пляшет… Экстрасистола так называемая…

Г о р е л о в. Ничего не понимаю…

Т а р а с е н к о. Алексей, помолчи.

С е в е р ц е в. Нарушение ритма в работе сердца. Когда начнешь это понимать, будет поздно. Медчасть поставила вопрос об отчислении из основной группы отряда. Вот и все. Ребята, извините, но я пойду… (Уходит.)

М а р и н а. Миша, ты был там?

Т а р а с е н к о. Был. Андрей сел в кабину центрифуги сразу после меня… Закрутилась как бешеная… Ему дали двенадцатикратную. Я стоял у экрана и вдруг вижу — голова Андрея завалилась, глаза странные…

Б ы с т р о в. Ясно, обморок. И сразу же оргвыводы! Наверно, опираются на авторитет профессора Заботина?

М а р и н а. Не горячись, Володя. Заботин — ученый с мировым именем.

Б ы с т р о в. Марина, будь сначала космонавтом, а потом уж врачом.

М а р и н а (Тарасенко). Был в медчасти?

Т а р а с е н к о. Был. Вежливо попросили не вмешиваться…

Б ы с т р о в. А мы вмешаемся! Должны вмешаться! Нельзя же, в конце концов, чтобы одно неудачное испытание решало судьбу человека… Ведь он не первый раз тренировался… И опять эта проклятая центрифуга! Перестраховщики, вот что!

Т а р а с е н к о. Ты не прав, Володя. Медики заботятся лишь об одном — чтобы там с нами было все в порядке.

Г о р е л о в. Марина, о ком ты рассказывала? Прыгал с парашютом?

М а р и н а. Между прочим, о Володе Быстрове.

Б ы с т р о в. И совершенно напрасно. Я что… Я уже в Звездном городке деточек народил, стал космическим папашей, может, и до деда-космонавта дотяну. Прилечу на Марс и на манер Деда Мороза скажу марсианским ребятишкам: «Здравствуйте! Я вам Снегурочку привез!» (Берет за руку Марину.)

М а р и н а. А Снегурочке уже лет пятьдесят стукнет.

Т а р а с е н к о. Похохмили? Может, хватит?

Б ы с т р о в. Ты, как всегда, прав, Миша. Похохмили! Что будем делать?

Т а р а с е н к о. Я говорил с Ракитиным. Поеду к Заботину, буду добиваться, чтобы Андрея направили в клинику для самого тщательного обследования. А если потребуется, то… Ясно?

Б ы с т р о в. Вот теперь ясно.

М а р и н а. Я знакома с Заботиным. Еду с тобой.

Т а р а с е н к о. Хорошо. На этом и закончим.

Быстров и Марина уходят.

(Горелову.) Теперь ты что-нибудь понял?

Г о р е л о в. Понял. Плохо мне, да и Андрею не лучше.

Т а р а с е н к о. Ничего ты не понял. (Берет со стола рапорт.) Что это за литературное произведение? (Читает.) «Командиру отряда, генерал-лейтенанту авиации товарищу Ракитину С. С. Рапорт. Прошу отчислить из отряда летчиков-космонавтов и направить в прежнюю летную часть. Последнее испытание убедило меня в том, что для сложных полетов и работы в космосе, вне корабля, я непригоден…» Здорово написано, ничего не скажешь, а слог-то какой… ну просто «Песнь о Гайявате» в переводе Ивана Бунина.

Г о р е л о в. Заглядывать в чужие письма не следует! Что я решил, то написал. Это мое личное…

Т а р а с е н к о. Личное? Это всех нас касается, товарищ Горелов.

Г о р е л о в. Ты что, может, ко мне пришел партийное бюро проводить? Мероприятие по чуткости?

Т а р а с е н к о (жестко). Потребуется, и на партбюро пригласим. А пока я хочу с тобой по душам, как друг…

Г о р е л о в. Ах, по душам! Оказывается, заседания бюро не будет, а товарищ Тарасенко прибыл проводить индивидуальную беседу, наставлять на путь истинный заблудшую душу. Так, что ли?