В свое время российская элита всерьез размышляла о перспективах такой интеграции. Напомню, что президент Ельцин в декабре 1991 года отправил в западные столицы письмо с заявлением о том, что Россия рассматривает возможность присоединиться к НАТО уже в ближайшем будущем. Владимир Путин, придя к власти в 2000-м, тоже поначалу такую возможность не отвергал. Однако в итоге все свелось к созданию площадок для диалога между альянсом и Россией. Ни одна из них, включая и последнюю, т. е. Совет Россия–НАТО, так и не стала для Москвы приемлемой формой взаимодействия с западным сообществом, потому что ни одна из них не учитывала стремление России иметь право вето на решения альянса. Между тем Совет Россия–НАТО предоставляет немалые возможности для повышения самого статуса взаимоотношений двух субъектов, но для Москвы это, видимо, не интересно.
В свою очередь, и Запад не решился на приглашение России вступить в НАТО. И понятно почему: Россия остается для Запада цивилизационно иной и чуждой, и он опасается допускать ее к принятию ключевых для него решений. Между тем уже сама идея приглашения России в альянс могла бы лишить российских националистов важнейшего политического ресурса для консолидации общества на антизападной и антинатовской платформе. Но, увы, лидеры США и европейских государств не увидели возможности для того, чтобы создать новый, более амбициозный формат для своих отношений с Россией в сфере безопасности еще тогда, когда отношения эти не были столь прохладными, как сегодня.
В 1990-е Кремль всерьез рассматривал и перспективу присоединения России к ЕС. Аналогичные настроения имели в то время место и в европейском общественном мнении, они разделялись и многими западными политиками. Это нашло свое выражение в самой парадигме отношений, которую объединенная Европа выбрала применительно к России. Парадигма была та же, что и в отношении других европейских посткоммунистических стран, – «трансформация через интеграцию». Она предполагала содействие российским реформам посредством формирования условий для активного сближения России с ЕС и создания тесных ассоциированных отношений с ней. Однако эта первоначальная установка, упершись, как в стену, в быстро выявившееся несовпадение ценностей и цивилизационных матриц, осталась нереализованной. Сегодня же в отношениях между Москвой и Брюсселем возобладали холодный скепсис и взаимное отчуждение. Интеграция России в ЕС и даже разностороннее партнерство уже не рассматриваются ни одной из сторон как реальная перспектива.
При президентстве Путина Кремль сформировал для себя новую формулу отношений с Западом в целом и Европой в частности, которая отвечает интересам самосохранения российской традиционной государственной системы в ее нынешней обновленной форме. Суть этой формулы можно определить следующим образом: «Вместе с Западом и против Запада одновременно». Она предполагает сотрудничество с Западом в тех сферах, где у российской элиты есть с ним общие интересы (в частности, в сфере торговли энергоресурсами), и противодействие его попыткам влиять на российское общество, т. е. закрытие общества для Запада. Это, по существу, возвращение к формуле «Realpolitik», которая была популярна во времена существования СССР, но без одного из ее прежних элементов – антагонистического противостояния. Как Путин, так и его преемник Дмитрий Медведев настаивают на «деидеологизации» российской внешней политики, что, с одной стороны, призвано символизировать отмежевание от внешней политики советского типа, а с другой – неприятие ценностного измерения этой политики, на котором настаивает Запад. Никаких ценностей, только интересы!
Следуя этой формуле, Москва перешла к активным двусторонним отношениям с теми европейскими странами, которые наиболее заинтересованы в российском сырье, и прежде всего в газе, рассматривая их как «троянских коней» внутри ЕС. Приходится признать, что Кремль, несмотря на стратегические провалы, которые поставили Россию на грань кризиса в ее отношениях с Западом, во многом преуспел тактически, а именно – в использовании этих отношений для легитимации своего режима. Между тем Европейский союз не нашел пока эффективного ответа на российскую формулу, которая подрывает не только единство европейского курса, но и заставляет официальную Европу воздерживаться от активного педалирования вопроса о ценностных ориентациях в своих отношениях с Россией, фактически отказываясь тем самым от основного принципа своей цивилизационной идентичности. Да и Запад в целом, как сообщество и цивилизация, не сумел найти ответ на российский вызов и, по существу, принял навязанную Москвой формулу новой «Realpolitik».