Разумеется, во всех этих случаях имели место и апелляции к национальным ценностям и традициям. А в Румынии не обошлось и без запугивания избирателей образом западного врага, мечтающего «разграбить страну», причем такая риторика находила отклик в массовом сознании. Однако политический класс в каждой из этих стран не хотел ни реинкарнации авторитаризма, ни возвращения к антизападничеству. Он хотел европеизироваться, что и сыграло решающую роль в преодолении рудиментарных проявлений властного монополизма. Обнаружилось также, что отсутствие у населения опыта жизни при демократии само по себе вовсе не свидетельствует о том, что оно до нее «не доросло». Обнаружилось, что демократические правила игры и сменяемость власти оно воспринимает как должное, когда от притязаний на монополию отказываются политики. В этом и есть, быть может, главный урок Новой Европы для России.
О принципиальном отличии ценностей «новоевропейских» элит от ценностей элиты российской можно судить и по отношению к внутриэлитным конфликтам, не находившим решения посредством компромиссов. В уже упоминавшейся Словакии в 1998 году депутаты парламента оказались не в состоянии выполнить свою конституционную обязанность и выбрать президента страны. Стало ясно, что при существовавшем тогда раскладе политических сил ни одному из кандидатов необходимые три пятых голосов получить не удастся. Но политическое противоборство не стало в Словакии войной на уничтожение. Разные фракции политического класса, не сумев договориться, согласились сделать арбитром в своем споре население, т. е. доверить избрание президента именно ему. И такое использование народного арбитража для разрешения внутриэлитных конфликтов стало в Новой Европе нормой, о чем можно судить и по нередким там референдумам, в России уже забытым.
Все это и составляет отличие демократии от использования ее процедур в борьбе за властную монополию или за ее удержание. Отличие политической нации граждан от общности подданных. Последним, разумеется, и в России ни один политический лидер не осмелится сказать, что они всего лишь подданные, а не граждане и что до демократии еще «не доросли». Это было бы признанием в цивилизационном отставании при перенесении его причин с правителей на население. Но население вряд ли станет поддерживать политиков, открыто обвиняющих его в отсталости. Поэтому российская властная элита ничего такого и не говорит. Они убеждает народ в том, что правит так, как правит, руководствуясь патриотическим представлением об его самобытном величии и заботой о сбережении его ценностей и традиций. И пока убеждает небезуспешно.
Однако уже сейчас видно, что отдельные ее представители, в том числе и из самых высокопоставленных, начинают осознавать бесперспективность сложившейся в стране государственной системы в современных условиях. Намечаются и меры по ее осовремениванию, а именно – по ее приближению к стандартам государственности правовой. Но сделать это предполагается без допущения свободной политической конкуренции. Или, что то же самое, при сохранении политической монополии. Или, что опять-таки то же самое, при сохранении нашей демократии в ее имитационном «суверенном» состоянии.
Но таким способом подобные исторические задачи нигде в мире еще не решались. Властная монополия, даже если она воплощается не в одной, а в двух политических персонах, и правовое государство – вещи несовместные. Да, сама по себе политическая конкуренция к такому государству автоматически не ведет. Это можно наблюдать в сегодняшней Украине, об этом рассказывали и наши зарубежные коллеги, не забывшие о трудностях посткоммунистической трансформации своих стран. Но при отсутствии политической конкуренции, т. е. демократии, правовое государство невозможно в принципе.
Российским элитам и российскому обществу еще только предстоит осознать это на собственном опыте. Равно как и то, что сохранение политической монополии не совместимо ни с устойчивой экономической динамикой, ни, соответственно, с ростом благосостояния. А когда все это начнет осознаваться, тогда, быть может, окажется востребованным и опыт системной трансформации других посткоммунистических стран.
Лилия Шевцова Интеграция как фактор трансформации
Заголовок этого текста может показаться читателям тяжеловатым, но он выражает суть всех наших бесед с коллегами из стран Восточной Европы и Балтии. Он передает единство внутренней и внешней политики этих стран в посткоммунистический период, когда вторая в решающей степени определяла содержание первой.