Но Юл не послушался. Не марионетка Юл Стеновский, носящий волшебное ожерелье. Нет, не марионетка. А человек, наделенный даром. Способный чувствовать эмоциональный настрой ближнего. Он сейчас разберется, что случилось с Базом, отчего тот переменился так внезапно! Не долго думая, мальчишка выпрыгнул из воды на дорожку, – самого его Роман не видел, но вода с него так и лила и тем самым выдавала. Юл схватил База за руку, как когда-то вцепился в старшего брата при первой встрече.
Образ База поплыл – лицо зарябило, исказились черты; кисти рук превратились в два белых сгустка, судорога прошла по всему телу. Но и Юл тут же лишился невидимости. Мальчишка ахнул и отступил. А Баз – уже прежний, только еще более окаменелый, неживой – вскинул руку и ладонью накрыл мальчишке лицо.
Роман закричал: нить его ожерелья мгновенно нагрелась и, казалось, вот-вот закипит. Всю силу, какую успел, Роман собрал в комок и швырнул через поля и леса, через разрушенную стену Беловодья на защиту Юла. Баз ахнул и отдернул руку.
А мальчишка пошатнулся и спрыгнул… Нет, свалился в воду.
Контакт прервался.
Роман вскочил. Река за его спиной клокотала. Вмиг собрались над головой колдуна тучи, и хлынул ливень. Но напрасно колдун пытался пробиться к Юлу. Контакт не возобновлялся. Скорее всего, Юл потерял сознание от боли, когда Баз сжег ему лицо. Мальчишка, конечно, не утонет в озере Беловодья, отлежится на дне, придет в себя. И туда к нему, похоже, никто не сунется. Но лицо, возможно, так и останется обезображенным.
О, Вода-царица! Этот тип, разумеется, не Баз.
Когда коснулся начинающий колдун человека, который так походил на доброго доктора, лицо обманщика исказилось, на миг проступили другие черты. На столь краткий миг, что разобрать не удалось, кто же прячется под личиной. Но то, что не Василий Зотов отправился с друзьями в Беловодье, было теперь ясно колдуну. Неизвестный, принявший чужое обличье, обладал колдовской силой, и немалой. Все заклинания Юла рассыпались мгновенно от одного его прикосновения. Уже не говоря о том, какой легкостью этот тип скопировал чужую внешность и предстал перед остальными под видом доброго доктора, ни у кого не вызвав подозрения! Или кто-то усомнился? Грег? Гамаюнов? Нет, нет, какая-то чушь! Ведь Роман видел его ауру. Да, она исказилась, изменила цвет, но это была аура База. Фальшивый Баз обманул Романа. Возможно, и Гамаюнова обманул. Если это так, то пришелец действует самостоятельно, а не в сговоре с хозяином Беловодья.
Теперь другой вопрос: если в Беловодье находится не Баз, что тогда стало с настоящим Зотовым? И кто же на самом деле тот, кто напялил его личину?
Догадка, впрочем, мелькнула. И догадка нелепая. Потому что колдун, подозревая, не знал ответа на вопрос «зачем»? К чему этот маскарад, зачем вообще этот человек рванулся в Беловодье? И как узнал про само Беловодье… И…
Нет, Роман, нет и нет! Не трать силы на разгадку того, чего разгадать не можешь. У тебя есть вода – спрашивай и получай ответы.
Ожерелье на шее еще жгло, хотя уже и не так сильно, и пульсировало в такт ударам крови.
Колдун выплеснул воду из тарелки, налил свежую. Сосредоточился, положил ладонь на воду.
– Баз! – обратился он к воде.
Но стихия не отозвалась. Не пожелала.
Роман предпринял еще одну попытку. Ничего. Это был
Уже начинало светать. Роман бегом поднялся по тропинке – идти спокойно не мог, не тот настрой. В сумраке едва не сшиб какую-то тетку, что шла от коровницы, прижимая к груди трехлитровую банку с парным молоком.
– Козел! – крикнула тетка.
Он не стал ни извиняться, ни отругиваться, с разбега вломился в ближайшую калитку. Пес выбежал из будки, приветственно гавкнул и замолчал. Роман грохнул кулаком в дверь:
– Мама, открой!
Он знал, что она не спит – чувствовал это, хотя окна в доме были темными. Наконец в одном вспыхнул свет, за дверью послышались старческие шаги.
– Что случилось? – Марья Севастьяновна будто нехотя приоткрыла дверь. В сумраке белела повязка на глазу.
– Много чего.
Он прошел в дом и упал на старенький, ноющий на все голоса диван.
– Ромка! – Она вздохнула. – Ты в опасное дело ввязался.
– Сам знаю! – махнул он рукой. – Что у тебя с глазом? Сильно повредило? Давай, порчу сниму. Сила-то есть. – Он говорил небрежно, торопливо, чувствовал за собой вину.
И в том, что не уберег, но прежде всего в том, что вошел сюда почти как чужой, не обнял, не поцеловал в щеку. Впрочем, от этих нежностей мать сама давно его отучила.
Марья Севастьяновна сняла повязку. Глаз на вид был совершенно здоровый.
– Глаз не видел. Но лишь два часа. Потом зрение вернулось. Правда, хуже, чем прежде. И яркий свет сильно режет. Так, что слезы сами собой текут.
– Так давай я…