Путь в Беловодье

Колдуну беспамятство – подлинное несчастье. Потому что беспамятство обессиливает колдовство. Год, другой, и распадутся наложенные чары без следа. А больше всего ценит колдовская братия долготу и нерушимость сотворенного. Кратковременный колдун – и не колдун вовсе. Так, фокусник, обманщик. Потому и борется колдун с ложной памятью, поверяет воспоминания стихией, как сложный прибор по эталону.

Колдованы на пустыре говорили про Медоноса. Возможно, Медонос стер господину Вернону память. Но что-то подсказывало: нет, не он. Но с Медоносом еще придется помериться силой – это Роман знал точ-но. Ему вновь хотелось кинуться в воспоминания и понять, что же там такое скрыто. Но нет, надо сделать перерыв, поесть хотя бы, отдохнуть. Сил всегда не хватает. Потому как у колдуна силы только человеческие.

Роман спустился вниз. Тина орудовала на кухне. Пахло приятно. Кажется, на завтрак сырники. Они у Тины всегда удавались. Он обнял ее, поцеловал в щеку, она обернулась, сама потянулась губами, но, видя, что Роман уже отстранился, сникла и повернулась к плите.

– Когда Синклит в этом году? – спросил Роман. – Приглашения уже рассылали?

– На следующей неделе, в четверг, – отвечала Тина, делая вид, что ее интересует только скворчащая сковородка с сырниками. – Приглашения доставили позавчера. Твое в кабинете, в верхнем ящике стола лежит. И меня тоже зовут, – с гордостью объявила Тина. – Говорят, на Синклит Трищак приедет.

– Трищак? Он же Синклиты игнорирует… – начал было Роман и вдруг замолчал.

Неужели тоже предвидит? Нет, невозможно. А зачем тогда приезжает? Вот именно, зачем? Выходит, что не один Стен предвидит смерть Чудодея. Стало противно до тошноты. Что же это они – как вороны на мертвечину! Неужели Трищак надеется возглавить Синклит? Да в этом случае колдуны друг друга передушат за неделю. А может, и быстрее. Но кто другой способен встать во главе Синклита? Кто, кроме Чудодея?

Было неловко при жизни Чудака думать о наследнике. Но если Трищак в самом деле приедет… Да, если Трищак приедет, то первым делом он схлестнется с Гавриилом Черным. Не тайна, что они друг друга терпеть не могут. К тому же Трищак сумел подгадить почти всем из колдовской братии. Трищак полагал, что колдуны должны послать к чертям собачьим все четыре стихии и заниматься только одним – смертью. Главным и самым важным заданием жизни Трищак полагал воскрешение таких личностей, как Пушкин и Шолохов. Но пока что его усилия не увенчались успехом. Правда, Трищак всегда носил с собой в коробочке клочок черных волос, очень похожих на собачью шерсть, и доказывал, что это бакенбарды Александра Сергеевича, созданные, его, Трищака, волшебством. Далее в планах Трищака было воссозданного Пушкина забросить в город Симбирск, в одна тысяча восемьсот шестьдесят девятый год, и там неотразимый наш поэт должен был стать любовником небезызвестной госпожи Ульяновой и отцом ее будущего сына. К удивлению окружающих, маленький Володя в этом случае появится на свет абсолютно черным, курчавым и толстогубым. Зато новорожденный гений еще в колыбели начнет сочинять стихи и от революционных идей, внушаемых матерью, не откажется, только помчится в Соединенные Штаты бороться за свободу черного меньшинства. Америка в этом случае так и останется окраинной страной, ну а Россия превратится в сверхдержаву и будет всех учить уму-разуму. Трищак даже сочинил для будущего потомка Александра Сергеевича стихи, тем самым облегчая ему задачу воплощения.

Единственное, что омрачало Трищаку жизнь, это слава Гавриила Черного. Как ни пыжился Трищак, как ни старался, но Гавриила всегда ставили на первое место, а Трищака почему-то на второе. Чтобы усилить свои позиции, Трищак прибегал к неординарным средствам – использовал в магии плесень и блевотину, собачий кал и свиные кишки, а вместо оберега на шее носил засушенный кошачий фаллос. Спору нет, о нем теперь чаще говорили, чем о Гаврииле Черном, и клиентура у Трищака была шире, но все равно в колдовских кругах Гавриила ценили выше.

Но при этой своей нудной завистливости Трищак был человек с юмором. Обожал он гостям дурманить разум и заставлял их выбегать на площадь перед домом – а жил Трищак в центре Москвы – нагишом и крыть ментов матом. Причем подобные гадости он проделывал не только с простыми смертными, но и с колдунами средней руки, чья сила была каплей против его дара. Не гнушался и над женским полом так посмеяться. “Главное в жизни, – утверждал Трищак, – в каждое дело положить кусок говнеца.

У многих на это смелости не хватает. Мелкие людишки, духом слабы. А я – пожалуйста, куда угодно могу насрать. Это и есть высшее колдовство”. Многие в Темногорске считали, что верховенство Трищака будет забавным. А колдовская братия обожает забавы. Чуть, может быть, меньше, чем деньги. Ради забавы они кого угодно могут во главе Синклита поставить. И объяснят свои безумства тем, что колдовство без забавы – это не колдовство.

Роман направился в кабинет. Дверь отворил беззвучно, но Стен тут же проснулся. А может быть, он и не спал всю ночь, просто лежал с закрытыми глазами.