большой дороги?! — и под общий припев Саня начал жонглировать взятой у Сморча финкой.
Допели песню. Потом Игорь Северцев помахал рукой, сел удобнее, опершись на притащенный сухой пень за спиной и задумался. Это означило, что сейчас он будет петь серьёзное; примолк даже неугомонный Щусь. Потом Север поднял голову, обвёл нас блеснувшими глазами…
Андрей Макаревич
Девчонки оставили после себя в бане чистоту и порядок с остатками пара, который некоторые любители начали тут же нагнетать вновь и преуспели в этом (дверь мы поленом закладывать не стали, хотя в предбаннике девчонки стирали наши и свои вещи).
Я сам парилку всегда терпеть не мог. В ней у меня возникало ощущение, что уши плавно сворачиваются в трубочки, из которых со свистом начинает выходит пар. Я забился в уголок и занялся тем, для чего всегда использовал баню — мытьём, хотя чан с горячей водой приходилось искать на ощупь. Похоже так же, что кто-то озаботился надрать берёзовых веников, а когда такая штука оказывается в руках у некоторых товарищей — в них пробуждаются садистские наклонности. Я уже имел возможность в этом убедиться.
К счастью, пятнадцати парням в банной пристройке было тесновато, не развернёшься, что и ограничивало творческую свободу. Поэтому всё шло спокойно. Даже вениками пользовались лениво-индивидуально, по временам передавая их из рук в руки, как фляжку со спиртом где-нибудь в окопах. Кто-то высунулся в предбанник и доложил, что девчонки ушли — несколько человек тут же выбрались наружу, но большинство остались сидеть, отдуваясь и вяло болтая. Я, почувствовав, что жара отхлынула, перебрался на одну из лавок и постарался окончательно расслабиться. Нет, а ведь и правда — почему бы не зазимовать тут? Назовём нашу стоянку Москвой, будем дружить домами с этими соседями, сколько их тут?..
— Вадим! — с усилием выбрался я из дремоты. Он обнаружился рядом со мной. — Слушай, — сказал я, подталкивая ногой облезший веник, — завтра возьми человек пять и сходи туда… ну, к тем, которые подальше, на юго-запад.
— А ты, соответственно, пойдёшь к тем, кто поближе, — проницательно заметил Вадим.
— А то как же, — я зевнул и как следует потянулся. — Должны же у меня быть привилегии… Спецпаёк там, путёвка на курорты… Желтые штаны. Всё такое.
— Орден Сутулого с закруткой на спине, — добавил Вадим. — Ладно. Схожу, только высплюсь.
— Это хорошее намерение, — я начал отжимать волосы. — Полотенчико не помешало бы… Ладно, как ты говоришь. Пойду я. Старость — не радость. Ещё и петух не кукарекал, а уже в постельку охота…
Я прошлёпал по полу к выходу, осторожно высунул нос. Точно, в предбаннике никого не было, как, впрочем, не было и нашей одежды. Зато лежала стопка одеял. Замотавшись в одно, я вышел наружу.
Выстиранные вещи были развешаны на краю крыши. Я хмыкнул и направился к балку, в окнах которого уже не было света.
Тоненько дребезжало в оконной раме стекло. Ну и ветер дует, сонно подумал я. Ну и ветер свищет, ну и пурга… Вот странно — неужели замазка так поотваливалась? Я повозился и открыл глаза.
Ну конечно. Низкий серый потолок балка нависал надо мною. А дребезжала щепа в двери — открытая дверь медленно ходила туда-сюда, цепляя трухлявый полог.
Кругом паркетом спали наши. Слышно было, как кто-то тяжело дышит, кто-то бормочет и ворочается во сне… Так, а?.. Точно — Танюшки не было.