Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

— Вы остаётесь здесь.

— Олег… — начала Вильма, но я добавил в голос металла:

— Здесь. Будете ждать нас у "Большого Секрета". Это всё.

Танюшка молчала, опираясь на поставленную концом в камень корду. Она не смотрела в мою сторону, хотя все остальные девчонки обступили меня и пытались убедить, что без них война — не война.

Её поведение как раз меня и беспокоило…

…Танюшка посмотрела на меня только когда я подошёл к ней вплотную, уже снарядившись для похода.

— Держи. — сказал я, надевая на её руку свои часы. — Будь уверена — я за ними вернусь, ведь это — дедов подарок.

Она точно хотела сказать что-то злое. Стопроцентно, я же знал её. Но то, что я сделал, её обезоружило, и она, без слов обхватив меня за шею, уткнулась лицом в мои волосы. Так мы и окаменели… Меня никто не окликал, и мне стоило чудовищного усилия (вытащить из тела засевшую толлу было бы легче) оторваться от неё.

— Я вернусь, — сказал я и заставил себя отпустить её руку. — Обязательно вернусь, Тань. Ты жди.

Игорь Басаргин
Отпусти меня, любимая, за тридевять земель,
в царство тридесятое, где трёхглавый змей.

Нынче всё едино мне, где и как сгореть…
Отпусти, любимая, в поле встретить смерть.

Нынче время — чёрное. Нынче смерть — светла.
Прогорает вздорная душа моя дотла.

А твоя любимая — вышитый подол,
руки лебединые — накрывает стол.
Ах, как хорошо!..

— Отпусти, любимая, чтоб не сам ушёл, —
Чтобы за морями, за горами чтоб вороги не зря мне сколачивали гроб, —
милая, любимая, отпусти на смерть.
Нынче всё едино мне, где и как сгореть…

* * *

— До Куры отсюда километров сто пятьдесят, — Колька указал вытянутой рукой на белоголовые горные пики. — Смотри, там ещё зима. А вон там — видишь? — сигнальный дым, — в самом деле — вдали тянулась к нему тонкая струйка чёрного цвета. — Это где-то в районе Боржоми.

— Там есть минеральная вода? — поинтересовался я.

— Есть… Но мы туда не попадём, нам ближе. Хотя тропинки в наших местах ещё те.

— Я это вижу, — кивнул я, скользнув взглядом по медленно ползущей неподалёку цепочке наших ребят. — Еле тащимся…

— Ну, негры передвигаются ещё медленней, — Колька чихнул. — а на левый берег Куры они и вообще пока не перебрались. Иначе дым изменился бы… Успеваем! — он засмеялся и хлопнул меня по плечу, но глаза у Кольки оставались печально-холодными. — А вон, смотри — туры.

Огромные рыжие быки шли всего метрах в двадцати от нас — но за пропастью, занимавшей все эти двадцать метров. Я напрягся, хотя понимал, что добраться до нас эти могучие существа не смогут при всём их желании. У переднего быка я мог бы улечься на лбу — и едва ли достал бы до кончиков рогов раскинутыми руками.

— Я, когда мы ещё только-только сюда пришли, — сказал Колька, — видел, как вот такой тур убил эндрюсархуса, который напал на стадо.

— А я только раз эндрюсархуса видел, — вспомнил я. — В Испании, прошлой весной… А ты давно здесь?

— Седьмой год, — сказал Колька, и, повернувшись, зашагал вниз, к нашим…

…По рукам прямо на ходу путешествовал здоровенный котелок с чёрной икрой-самосолкой. Её зачерпывали сухарями, щедро разбазаренными Тилем из своих запасов. Я присоединился к этому безобразию, но икра мне не понравилась. Кто-то из ребят громко, но лениво рассказывал, как видел на Каспии "залом" — нерестящиеся осетры забили устье Волги на протяжении трёх километров вперемешку со стерлядью и огромными, по семь-десять метров, белугами, а каспийские казачата ходили по бёдра в выхлестнутой икре, заготавливая копченья на зиму. "Я с тех пор, — закончил мальчишка, — копчёную рыбу и икру вообще есть не могу."

— Этот вроде как браконьерство, — неуверенно сказал Иван. Казачонок отмахнулся:

— Да какое браконьерство… Этот мир нас даже не замечает. На Камчатке, рассказывали, во время нереста воду из ручья не возьмёшь — лосось…

— Это да, — подтвердил один из мальчишек Тиля на дикой смеси нескольких языков, в основе которой лежал его родной голландский, — мы там были. Скажете, что вру, да я бы и сам не поверил, но я вот такую речку, — он кивнул в сторону пропасти, — перешёл по рыбе и ног не замочил.

— А я сам не видел, но читал, — вступил я, — в Америке стада бизонов…

— А я не читал, но видел, — заметил Джек. — Мы один раз в центр такого стада попали. Двое суток сидели на холме, а потом ещё несколько часов вообще встать не могли — казалось, что земля шевелится, волнами идёт.

— Слушайте, — снова вклинился я, — кто-нибудь из вас бывал на Пацифиде?

Молчание — частью недоумённое, частью смущенное — было мне ответом. Потом я услышал голос Тиля: