ГОВОРИТ ЛОТАР БРЮННЕР
Самое ужасно, что я не ощущаю себя виноватым, хотя должен. Не понимаю, как может чувствовать себя невиновным убийца.
Я, Лотар Брюннер, немец, член гитлерюгенда, 15 лет, сегодня утром убил в поединке Хайнца Клемминга, немца, члена гитлерюгенда, 15 лет, в этом мире являвшегося ещё и моим конунгом. Я сделал это не потому, что хотел занять его место — более того, я в ужасе от мысли, что мне придётся это сделать. Мне пришлось убить его, чтобы предотвратить бессмысленную кровавую бойню.
Рано утром около ручья, где мы берём воду, схватились Дидрих и их Алекс. Мы не знаем, из-за чего — и уже не узнаем, потому что Дидрих убил русского ударом барте в шею и умер сам от тяжёлой раны в печень через несколько минут после того, как мы его нашли, так ничего и не успев нам сказать. Хайнц сказал, что надо идти мстить. Не помню, что я ощущал — совершенно не помню. Знаю только, что я отказался в этом участвовать. Ещё знаю, что большинство ребят тоже сказали, что не хотят драться, что надо сперва разобраться, кто был виноват, и что даже если виноват русский, то виноват ОН, а не ОНИ.
Я даже изумился, но особо изумляться было некогда. У Хайнца даже губы побелели. Он сказал мне — не крикнул, а именно сказал — что я предатель и русский провокатор, что мы все клялись ему в верности. Это была правда. Но я всё равно не хотел выполнять этот приказ… Тогда Хайнц засмеялся и сказал, что ему всё ясно и что я просто хочу занять его место — и, если это так, я могу попробовать.
Я, наверное, виноват в том, что даже не попытался его отговорить. Хайнц сказал остальным, что они выполнят любой приказ победителя, и все поклялись на оружии.
Что ещё сказать? Мы дрались барте. Недолго. Он разрубил мне левое бедро, я сейчас хожу с костылём, который сделали ребята. Разрубил, а на отскоке я достал его верхним краем полотна между ключиц. Он умер через несколько секунд после того, как упал.
Я думал, что Мюссе или Ранольф бросятся на меня. Но все молчали, и я сказал, что драться с русскими не будем, что надо наоборот — заключить союз. Мне сделали костыль, перевязали, и я пошёл в лагерь русских, но встретил троих их ребят возле того ручья. Туда же пришли и все наши, и их, там мы и говорили, что делать дальше.
Их место лагеря лучше, чем наше. Сейчас я пишу у их — нет, нашего, общего теперь, костра.
Спи спокойно, Хайнц. Я молю богов, чтобы ты был последним белым, которого мне пришлось убить здесь.
— Слушай, а ты помнишь, что завтра Новый Год?
Мы лежали на песке, и Танюшка задала этот вопрос, чуть задрав голову — она устроилась у меня на животе.