Танюшка стояла на том же месте… но словно бы отодвинулась.
— Помнишь. — задумчиво спросила она, — мы говорили о рыцарях? справедливости. О борьбе?
— А… — я усмехнулся. — Да. Говорили. Чушь…
— Так вот, — она покусала уголок губы острым белым зубом. — Ради той чуши… Нет, погоди. Я тебя люблю. Просто так люблю. Но ради той чуши, Олег, я ещё и уважала тебя. Ради той чуши стоило жить, — она вдруг по-мальчишески сплюнула и без насмешки сказала: — Жалко смотреть, когда кто-то оказывается недостойным своей же мечты… — она повернулась, чтобы уйти. Но, наверное, ей тоже было больно и тошно, потому что она добавила мне — уже через плечо: — Ну — кто прыгнет выше радуги? Эх, ты!..
Какие-то несколько секунд я смотрел в её удаляющуюся прямую спину. Но за эти секунды перед моим мысленным взором пролетел калейдоскоп картинок. Странно — просто-напросто фрагментов из недавно вышедшего фильма "Выше радуги не прыгнешь", который очень нравился мне… и Танюшке. Словно кто-то продёрнул перед глазами склейку из отдельных ярких кадров. Весёлый такой и немного грустный фильм о… ни о чём… и обо всём… и о нас, и о том, что…
— Тань, что ты сказала? — спросил я в спину. Наверное, что-то такое… ну, такое было в моём голосе. Потому что она обернулась. — Повтори, что ты сказала.
— Кто прыгнет выше радуги? — с вызовом повторила она.
— Да сам же Радуга и прыгнет, — ответил я. Вздохнул. И поднялся. — Ладно. Пошли. Попробуем… прыгнуть выше радуги.
Убитых мы похоронили в расщелине под скалой недалеко от места последнего бивака. Им не досталось даже коротких надписей — мы боялись, что негры разроют могилу.
Но, пока мы живы, мы их не забудем. Это тоже — памятник.
Никто и не думал жаловаться, когда я объявил, что надо идти дальше. Мне почему-то казалось, что все видели мою слабость, но то ли никто внимания не обратил, то ли не хотели вспоминать.
Кристина была тяжело ранена — не считая мелких "царапин" (которые там уложили бы любого в койку). Ассегай пробил её насквозь в районе солнечного. Ольги с нами больше не было, но и так все понимали — доставать его нельзя. Мне почему-то лезли в голову строчки из "Книги будущих командиров" — как фиванский полководец Эпаминонт был ранен при Мантинее: дротик попал ему в грудь, и он приказал обрезать древко, чтобы оно не качалось и не причиняло лишней боли. Потом, после боя, отдав последние распоряжения, велел вынуть дротик — и после этого умер.
Кристина была без сознания. Иззубренную ландскетту с искорёженной гардой из её пальцев вытащить просто не удалось, так её и несли на импровизированных носилках. Носильщики менялись, но я не мог — плечо… Мы шли через глумливо перекликающуюся барабанами ночь, словно раздвигая её собой. Шли в тишине, чутко вслушиваясь и сжимая в руках оружие. Шли, стараясь не думать, что где-то лежат, наверное, тела других наших друзей — и их даже похоронить некому…
Что же — может быть, и мы будем скоро лежать так же. Это не причина для скулёжа.
У меня снова начала промокать повязка на бедре. Кровь текла в сапог, и он захлюпал. Вот мерзость…
— Люди впереди, — неслышно подошёл Арнис.
— Люди или негры? — быстро спросил я.
— Я же сказал — люди… Вроде бы наши.
…Вадим шёл первым. Он нёс меч на плече и покачивался, припадая на левую ногу. Следом шёл Джек; потом — Ленка, Сергей, Вильма, Олег…
Мы обнялись — я, Вадим, Сергей… Надолго обнялись. Потом, отстранившись, я хрипло сказал:
— Всех вывел. Молодчина…
— Не всех, — он посмотрел на Саню, который подошёл к нам и остановился чуть в стороне. — Саш, Наташку убили… Игорь, — окликнул он Сморча, — слышишь?
— Слышу, — деревянно откликнулся вместо него Саня.
— Мы на тропинке столкнулись… — Вадим прикрыл глаза, перевёл дух. — Её — ассегаем в горло, она сразу упала… Мы её вытащили, но… — он махнул рукой.
— А где Богуш?! — отчаянно крикнула Наташка Мигачёва.