Читаем Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) полностью

Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

— Когда-то в утренней землеБыла Эллада…Не надо умерших будить,Грустить не надо.Проходит вечер, ночь пройдёт —Придут туманы,Любая рана заживёт,Любая рана.Зачем о будущем жалеть,Бранить минувших?Быть может, лучше просто петь,Быть может, лучше?О яркой ветреной зареНа белом свете,Где цепи тихих фонарейКачает ветер,А в жёлтых листьях тополейЖивёт отрада:— Была Эллада на земле,Была Эллада…

— Была Эллада на земле, была Эллада, — повторил за моей спиной задумчивый голос Татьяны. Я обернулся и встретился с ней взглядом. — Не бойся, я не была в бою, — в голосе её мне послышалась то ли насмешка, то ли горечь, — стояла на холме и смотрела, как вы дерётесь, — она подходила ко мне неспешным медленным шагом, словно начинала разбег перед акробатической программой, — как убиваете и сами подставляетесь под оружие… Ты заботливый, Олег. Ты беспокоишься обо мне… — она сглотнула и остановилась в шаге от меня. — А когда ты упал, я думала, что у меня остановится сердце… — я видел её приоткрытые губы и слышал, как она дышит. От её волос пахло солнцем. — Вы такие благородные и рыцарственные, мальчики. Но однажды вы все упадёте и не встанете, а что тогда останется нам? Когда ты будешь убит, — она протянула руки и горячими твёрдыми ладонями взяла меня за щёки, слова её били, как стрелы, как пули, — когда ты будешь убит, Олег, как я буду чувствовать себя — спасённая тобой дура? Ты не услышишь, как я буду выть над тобой, как буду кричать всё, что не сказала, пока ты был жив…

— Тань, не надо, — от её слов у меня немели губы.

— Олег, — она склонила голову вбок, — в следующий раз я пойду в бой рядом. Чтобы… чтобы не жить, если ты… — она перевела дух и с усилием закончила, — …упадёшь насовсем.

— Ты никуда со мной не пойдёшь, — так же тихо сказал я. — У нас очень мало осталось. Но в числе прочего — честь. Ты не будешь драться, пока жив я.

— Я. Тебя. Ненавижу, — прошипела она мне прямо в лицо. И ударила в плечо: — Ненавижу, понял?

— Понял, — послушно ответил я. — Ненавидишь. Пусть. Только не лезь в бой.

Мы стояли друг против друга. Потом я отпустил палаш и, медленно подняв руку, коснулся кончиками пальцев девичьей щеки.

— Таня, — сказал я, и это прозвучало, как стон, — я совсем не боюсь за себя. Весь мой страх — это ты. И вся… вся любовь здесь — тоже ты. Почему ты… — я не договорил и вместо этого сказал, улыбнувшись: — Умереть, зная, что ты жива — это не такой уж плохой конец, если по-другому никак…

— Не надо, — её ладонь легла мне на шубы. — Ничего больше не говори, — и попросила очень обычным, спокойным голосом: — Поцелуй меня, Олег. Мне страшно.

Я неумело коснулся губами её губ — четырнадцатилетний мальчишка, за спиной которого лежал окровавленный палаш; мальчишка, научившийся убивать, но не умевший целоваться; мальчишка, даже самому себе боявшийся признаться в любви к зеленоглазой девчонке…

И задохнулся от того, что почувствовал в этом тёплом касании.

Вот онакуда-то идёт!Вот он — ясмотрю на неё!Было вчера — мы молчали вдвоём,Она свежа и прекрасна; я сказал: "Пойдём!Я там, где небо без крыши,Где дым без огня,Где саблезубые мыши — всё мимо меня!Где гвозди, вбитые в воду,Ржавеют дождём,Где мы в непогоду погоду найдём!"Эта весна прекрасна!Эта любовь хороша!Ах, твои, твои глазища!Твоё имя на заборе!Я согласен выпить море,Лишь бы доползти до днища!Разгулялася природа —При деньгах, а всё же нищий!Продолженья просят родаЭти чёртовы глазища!Вот она куда-то идёт!Вот он — ясмотрю на неё!Здесь я не знаю, что петь,Я не знаю, кем быть,Я научился не спать — но разучился любить…Я, вроде, что-то забыл?Ты, наверно, права…Иди ко мне; мы потомНапишем слова…

Перейти на страницу: