— Слишком многое поставлено на карту, чтобы потакать своим слабостям, — прошептал он.
— Что, простите? — откуда-то издалека, будто из тумана, до него донесся взволнованный голос Дарлионны и император едва не хлопнул себя по лбу от досады.
«Идиот! Разболтался сам с собой прямо в карете»!
Он вымученно улыбнулся и развел руками.
— Прошу простить мою рассеянность — мысли вслух. Слишком уж последние дни оказались напряженными.
— И не говорите! — всплеснула изящными ручками красавица. При этом ее губы сложились буквой «о», и она резко стала похожа на маленькую нахохлившуюся синичку. Чрезвычайно привлекательную синичку, между прочим.
Шахрион мотнул головой, не понимая, что за муха его укусила.
Тихие гнусные смешки за спиной четко дали понять — что именно за муха.
И снова накатила волна ярости, бороться с которой приходилось теперь ежечасно. Но и на сей раз император вышел победителем из противостояния с собственным безумием, а потому Дарлионна получила не сокрушительный магический удар в лицо, а вежливый ответ.
— К сожалению, у нас слишком много врагов, о извечная. Как внешних, так и внутренних.
Он выразительно посмотрел на свою собеседницу, как бы намекая: «ты ведь не из них»?
Наградой ему стал еще один вздох, полный горя столь искреннего, что даже император поверил в правдивость Дарлионны.
— Но владыка, не значит ли это, что нам следует объявить войну остаткам Лиги и покончить с этой заразой раз и на всегда? — мило хлопая ресницами уточнила его собеседница.
Она так хорошо играла набитую дуру, что в некоторые моменты хотелось поаплодировать актерским талантам юной красавицы.
«
В очередной раз загнав своего зверя внутрь, Шахрион пристально заглянул в безразмерные глаза Дарлионны, которая кокетливо моргнула и одарила своего повелителя теплой улыбкой.
«Что, папа волнуется, не придется ли исполнять вассальный долг раньше времени»? — успокоившись, подумал император. — «Справедливые опасения, девочка».
— Война, извечная, на самом деле не несет ничего хорошего ее участникам, — назидательно произнес он. — Война — это слезы жен и матерей, обездоленные люди, смерть, разрушения…
«И, что куда страшнее, кошмарные затраты, бюджетный дефицит и прекращение торговли».
— Именно поэтому, — продолжил он, — я приложу все силы для того, чтобы новая война не началась.
«Если, конечно, от меня будет что-нибудь зависеть».
— Думаю, что недавнее покушение не было результатом деятельности врагов, — продолжил император. — Скорее, какие-то обозленные на меня безумцы попытались свести счеты, только и всего.
«И нельзя сказать, что они были далеки от успеха».
— Ты должен беречь себя, мой Властелин! — горячо воскликнула Дарлионна. — Потеря столь гениального ума, величайшего, наверное, со времен Первого Некроманта, погубит всю Империю!
И снова — ни звуком, ни интонацией, ни мимикой, извечная не выдала притворства.
«Какая поразительная актриса», — в очередной раз восхитился Шахрион. — «Повезет тому кольценосцу, которого она охмурит. Жаль, только, что лесть насчет гениального ума слегка не соответствует действительности».
Шахрион хотел было шикнуть на нее, но не успел — именно в этот момент кортеж пересек границу Стоградья, а точнее — земли, попавшей под действие Безымянного Заклинания.
Шахриона скрутило!
Тысячи голосов обрушились на него со всех сторон, завывая от боли, моля о снисхождении, прося помочь, даровать покой, убить, убить, убить наконец!
Ни в один из прошлых визитов не случалось ничего похожего, и, надо сказать, ощущения были просто кошмарными.
На лбу выступила испарина, сердце бешено заколотилось, легкие сдавило, и Черный Властелин вдруг понял, что не может вдохнуть. Как будто этого было мало, внутри черепной коробки точно взорвался огненный шар, опалив глаза изнутри, и император со стоном завалился на бок. Он дернул рукой, намереваясь выхватить коробочку с лекарством, но не успел.
Сознание стремительно ускользало, и тускнеющим взором Шахрион успел различить только полное ужаса лицо Дарлионны.
«Наконец-то… не… играет», — с трудом подумал он, после чего погрузился в пучины беспамятства.
Люди завывали, отплясывая сумасшедший танец вокруг огромного помоста, на котором возвышались шесть исполинских фигур из дерева.
Костры вздымались к небесам, разгоняя ночную хмарь, и благодаря ним было видно, как днем.
Сотни, тысячи полуголых и потных мужчин и женщин, чьи лица, руки и плечи были разрисованы разноцветными красками, точно сошли с ума, воя одним им известную песню на непонятном языке. А еще сотни и тысячи мужчин, женщин, детей и стариков наблюдали за безумным действом и подпевали, а их глаза блестели, яростным фанатичным огнем неофитов, только-только открывших для себя новую веру.