– Он ведь как воин умер, – продолжал Хват, – да и не один полег, – светлые глаза воина потемнели.
Владий обернулся, порывисто обнял хмурого Хвата. Проплывающие облака складывались в лица Миробоя, Дария, Михайло, Святобора… в череду знакомых и не очень суровых черт. Ясные лучи высветили в белоснежном кружеве чужое незнакомое лицо Титамира, хоть он и остался в живых. В последнее время они почти не виделись, словно что-то резко изменилось, сломалось в их отношениях, дружбе. Воин был обозлен на этот мир и весь его народ, часто пропадал и внезапно появлялся, глядя мутным ненавидящим взглядом. Владий почувствовал себя страшно одиноким в этом мире, чужим, ненужным. Не привык вот так – один. За что они погибли? За
На плечи обоих воинов опустились руки в черных перчатках.
– Мне жаль, – раздался срывающийся мелодичный голос. Шериан с трудом приходил в себя, чувство вины грызло его изнутри, рвалось наружу. Как ни говорил себе, что не виноват, что дал слово, да и то едва не сдержал, все равно не мог избавиться от скребущей сердце тоски. Боль жгла так близко, ощущаемо, что хотелось вырвать ее из груди, отшвырнуть подальше. Впервые за три года она так ясно дала о себе знать. Смерть… она и раньше шла за ним по пятам, как приблудный пес, иногда обегая его и поджидая за поворотом, но тогда, покинув свой первый мир, он был свободен, мог позволить себе предугадать, избежать, обойтись малой смертью да и то далеких и порой жгуче ненавидимых им людей. А здесь он привязался к погибшим воинам и еще живым, желал помочь, оградить… и не смог. Потерял себя, такого, каким был раньше, что-то прибавилось, что-то ушло, узнал всю глубину бессилия, когда хочется восстать, наброситься со всей накопившейся ненавистью и обидой за такую судьбу, а власти над событием нет… и не будет. И откуда только у Тиэла выдержка, способность спокойно, даже безразлично смотреть на муки сильных отважных людей, честных и верных, быть простым наблюдателем. В нем этого нет, но неужели когда-нибудь будет и он сможет вот так же… Впрочем, что такое жажда страха, ужаса, он уже давно познал, и холодная ярость никогда не была ему чужда. Отец специально это сделал, мелькнула догадка, хочет как можно скорее приблизить его к себе, сделать полноценной тенью.
– Мы понимаем, Шериан, – тихо сказал Хват. – Я видел, как ты пытался вмешаться. Знай, ты всегда будешь нашим другом. Мы все бы
– Владий? – обратился Шериан к понурому воину. – Было время, когда я тоже чувствовал себя самым одиноким на свете, когда все представлялось чуждым, темным. Тебе нужно найти силы и суметь поднять голову, не глядеть ни вниз, тревожа
– Спасибо за поддержку, Шериан, – взглянул ему в глаза воин, чуть просветлев лицом. – Ты во многом прав, но мне трудно принять
– Боюсь, что нет, – качнул головой иноземец. – Я проскальзываю в миры, как тень, только здесь обретая себя таким, – по его губам скользнула виноватая улыбка, – чтобы ходить по мирам, нужно либо обладать врожденной силой либо определенными знаниями. Ты мог бы спросить у своих, но они вряд ли расстанутся с секретом. Это ведь тайна – способность проникать, и достается наверняка не дешево, чтобы рассказывать первому встречному, иначе бы все ходили друг к другу в гости, ан нет – у вас никто даже понятия о таком не имеет. Впрочем, попробуй, вдруг посчастливится. Советую спросить у того старичка, что колдуна убрал, вдруг да знает. Он сейчас у князя, подожди, когда выйдет.
– Кто это тут меня поминает? – раздался от лестницы новый голос.
По ступенькам медленно спускался сухонький старик, водянистые глаза цепко захватили каждого из воинов, чуть подержали и отпустили. Хват, как наиболее чувствительный к подобного рода взглядам, поежился, покрывшись гусиной кожей.
– Вы не могли бы помочь мне… – начал Владий.
– Нет, – перебил тот. – Хотел бы, да не могу, а почему – скоро сами узнаете. – И не останавливаясь, пошаркал прочь. – Другие тоже не помогут, – бросил он из-за плеча, – так что можешь и не интересоваться.
Воины переглянулись, дружно пожали плечами.
– Да-а, – протянул Владий разочарованно. – Много ж сказал.